Убил бы тебя... Но днем некогда, вечером не до того, ночью не хочется, а утром жалко.
тык
Их отношения были не просто странными – они оказались неординарны, их просто невозможно было с чем-либо сравнить.
Киба и Шикамару. Ни единой общей черты, ни намека на одинаковое хобби. И сложно было понять, что именно создало ту невероятную связь, которая вот уже несколько лет была натянута между ними неразрывной металлической нитью.
Знакомы эти двое были о-о-о-очень давно...
Еще до поступления в университет, до того, как Шикамару начал встречаться с Темари, а Киба взял Хинату к себе под крыло... уже тогда они были друзьями. Много лет тому назад.
Хотя дружбой такие отношения тоже сложно назвать. В университете они и вовсе терпеть не могли друг друга: Киба был существом излишне шумным, любил помахать кулаками по поводу и без, всегда успевал поорать всласть, прогулять бОльшую половину всех пар, забыть даже то, чего по сути и не знал, а после – ухитрялся сдавать экзамены, демонстрируя вполне сносный результат. Он умел профессионально списывать, играл на симпатиях преподавателей, обожал животных; его дом был похож скорее на зоопарк, хотя сам Киба там редко появлялся – обществом матери и сестры он категорически пренебрегал. Инудзука был грубым, громким, склочным, веселым, его знала каждая собака в округе, о нем был наслышан весь университет. Если случался массовый прогул занятий – виноват был Киба. Если во время пьянки кого-то выбрасывали из окна либо чьей-то головой случайно проламывали дверь – виноват был тоже Киба. Если на улице случалась шумная драка – виноват был опять-таки Киба, кто же еще... Если второкурсники – каждому лбу по восемнадцать лет! – решали вдруг поиграть в прятки на заброшенной стройке, и один из них, дабы спрятаться получше, прыгал с четвертого этажа – это тоже был Киба. И если кто-то уговаривал однокурсниц сыграть в карты на раздевание, а после (мухлюя всеми мыслимыми и немыслимыми способами) выигрывал десяток раз подряд – это тоже, черт подери, был Киба. Вот каким он был.
Шикамару от подобного стереотипа отличался, шумные пьянки не любил, драки прямо-таки ненавидел, собачников презирал, из домашних животных признавал только любимую девушку и не менее любимый ноутбук. Занятия он тоже прогуливал, но не для того, что бы устроить очередной дебош в университете, а с целью поваляться на крыше какой-нибудь многоэтажки, рассматривая облака. Шикамару любил спокойствие, тишину, взвешенные решения и умные мысли. Экзамены он всегда сдавал на отлично, хотя пары не посещал. Он играл в шахматы и в карты лучше всех в округе, но на подобные успехи ему было откровенно плевать. Нара слыл неплохим хакером, ломал университетские базы данных раза три, из чистого интереса, и питал слабость к четырем вещам. То были черный шоколад, любимый плеер, компьютеры и Темари. Знаний, почерпнутых кое-где и кое-как, вполне хватало, чтобы сдать на отлично тест любой сложности, фотографическая память, врожденная изворотливость и, как фигурально выражался Киба, «излишнее количество мозгов» делали Шикамару одним из лучших студентов, хотя больше половины преподавателей, встречаясь с ним на экзамене, впервые видели такого студента в лицо. Совместимость с Кибой у него была нулевая, ни один морально-физически-психологический параметр не подходил...
... но они, тем не менее, были друзьями.
Инудзука товарища никогда не понимал. Нара затаскивал своего (цитата) «неусидчивого звереныша» на крыши многоэтажек, заставлял часами валяться на спине и рассматривать облака. Сам Шикамару полагал, что это неимоверно красиво, Киба считал иначе, но препираться тоже не спешил. Он нередко носился по крыше, раскинув руки, и хохотал; запрокидывал голову, щурил раскосые темные глаза, вдыхал чистый – воистину, чистый, на такой-то высоте! – воздух... Свешивался с парапетов, бродил по самому краю, заинтересованно поглядывая вниз. Шикамару сперва беспокоился, оттаскивал его подальше, но после осознал, что даже если сбросить Кибу с двадцатого этажа, то вреда ему все равно не будет никакого. Либо приземлится на ноги, словно кот, либо соберется по частям и недельки за две залижет раны. Хотя проверить гипотезу Нара так и не рискнул.
Вот так крыши многоэтажек и стали тем самым убежищем, где они появлялись вместе хотя бы раз в неделю, что бы остаться там на до-олгие часы - только вдвоем...
Какой толк был от этих посиделок? Во-первых, можно было посмотреть на облака. Подставить лицо дождю либо усмехнуться навстречу солнцу, собрать на ладони пыль, повалиться спиной на разогретую, покрытую смолой поверхность... и тогда, когда тела покидала усталость, когда извечные университетские проблемы отступали на задний план, а разница характеров напрочь стиралась и оставалось лишь биение двух сердец – наступало время отдыха и неторопливых, тягучих и чувственных ласк. Первым эту игру затеял Шикамару – пожалуй, в тот, первый раз он просто пошутил. Щекотал разомлевшего Кибу за ухом, касался пальцами его губ, гладил горло... Перебирал короткие пряди темных, выцветающих на солнечном свете волос, массировал чуткими ладонями бархатную кожу, касался языком треугольных татуировок, слизывая терпкую испарину с заострившихся скул. Да, наверное, это была всего-навсего шутка. Немного нежности, необъяснимо радостный, волшебный день, и солнце, зачерпнутое в ладони... Стащить с Кибы футболку оказалось легко – парень с удовольствием поддался – и игра была продолжена, обретая ноты чуткости, чувственности и затаенной, возбуждающей теплоты. Шикамару изучал тело друга с неким болезненным интересом, хотя внешних признаков волнения не подавал. Тер пальцами мгновенно отвердевшие соски, неким танцующим ритмом скользил ладонями по гладкой груди, сминал бархат идеального живота, невольно срывая с губ приятеля тихие, но многообещающие стоны. Киба девственником не был уже давно, и воспринимать ласку он умел на удивление целенаправленно и чутко. Возбуждение рождалось из ничего, рисовалось прикосновениями рук Шикамару с чистого листа, и Инудзука выгибался уже судорожно, будто силясь поймать некий недоступный человеческому пониманию ритм. Когда требовательные пальцы добрались до низа живота, стало совсем уж невтерпеж; узкие, нечеловечески длинные клыки нечаянно прокусили нижнюю губу, и Киба схватился за лицо, вымазывая в собственной крови ладони. Шикамару и не думал стаскивать с него брюки, лишь прикасался сквозь ткань, тер пальцами выпуклость, и ухмылялся – легко и небрежно; ни тени смущения не появлялось в его темных глазах. ТАК это было в первый раз, но сладкую и трепетную игру они до сих пор не успели закончить...
Шикамару заставлял Кибу кончать по несколько раз подряд – в зависимости от того, сколько времени они могли провести на крыше... Порой – всего лишь приспустив на его бедрах покрывающую ткань, порой – заставляя Кибу полностью избавиться от одежды. Он мучил тело и душу своего друга, доставляя ему сладкий и удивительно красочный оргазм, ласкал неторопливо, но умело, изучая каждую слабую точку на теле Инудзуки, проверяя на уровень возбудимости каждый сантиметр его кожи, к которому только можно было прикоснуться пальцами, потереть, раздразнить. Нередко они целовались – инициатором всегда выступал Киба, и опытным путем было выяснено, что поцелуй они могли продолжать практически бесконечно, ни на мгновение не размыкая губ. Порой то было целомудренное прикосновение, несущее лишь сухое тепло; но это мог оказаться и глубокий, излишне чувственный поцелуй – здесь королем себя ощущал опять-таки Киба... Судя по отзывам девушек, с которыми он целовался, «хоть клыки и острые, но зато этот зверюга первоклассно владеет языком». Инудзука делал поцелуй ненавязчивым, что позволяло продолжать его до бесконечности, а не прерывать через пару десятков секунд, слюноотделение он контролировал потрясающе, осторожно покусывал в процессе губы партнера либо партнерши, заставлял «жертву» добровольно разомкнуть зубы и проникал в ее рот длинным, узким и мягким, словно у пса, языком. Шикамару не раз сообщал Кибе, что анатомические детали полости его рта, будь то излишне гибкий и нежный язык, минимальное слюноотделение либо острые, сантиметровой длинны клыки – все это говорило о некой вырожденности, ненормальности. И, тем не менее, поцелуи благодаря всем этим «ненормальностям» получались невероятные, неестественные и – воистину запоминающиеся... Что бы там ни заявлял Шикамару, но он поддавался каждый раз, когда Киба того желал, размыкал зубы и начинал долгую игру языков... От подобного удовольствия нельзя было отказаться, это было то единственное, что позволял себе Шикамару – хотя даже беглое соприкосновение их губ вызывало в теле дрожь.
Таковы были их отношения... Дружба?.. И нет, и да... сплошная игра, без единой болезненной ноты, ласка и тепло, неторопливость и нежность... Все для того, что бы позволить Кибе закричать в конце концов от восторга и наслаждения, запрокинуть голову к небу, а после – долго, невыносимо долго, задыхаться и смотреть на перетекающие в необъятной лазури облака.
Но все же... одна существенная странность оставалась. Киба до сих пор не мог этого понять.
Шикамару позволял ему кончить, доводил до грани и ритмичными толчками ладоней ввергал в сплошной экстаз... Не жалел времени, но ограничивался прикосновениями ладоней и губ. Никогда не давал, не брал в рот, ни разу не воспользовался податливостью тела Инудзуки... На секс с парнем у Нары был наложен некий моральный запрет, и даже если время и место располагали для того, что бы заняться любовью, даже если умом Шикамару понимал, что во время секса отдающийся парень, в силу своих физиологических особенностей, дарит активному партнеру наслаждение куда более острое, чем девушка, даже если Киба раздвигал перед ним ноги, предлагая всего себя... ничто так и не заставило подростка перешагнуть эту незримую черту. Он не отдавался сам и не брал партнера. Дарил ласку, не принимая ничего, кроме поцелуев, взамен...
Шикамару ощущал Кибу, словно самого себя, и наслаждение, которое испытывал Инудзука, вонзалось в нервы раскаленной иглой, сжигало изнутри сильнее настоящего оргазма и погружало разум в расслабляющую темноту... Физиология отдыхала – она не могла этого объяснить. Родство душ. Мистическое, выращенное из давней дружбы...
Эти двое нуждались друг в друге, но Шикамару всегда ощущал переживания и стремления своего товарища острее, чем Инудзука понимал его самого. Нара читал по глазам, знал о Кибе ВСЕ и даже больше, от него темноволосый зверь не имел никаких тайн, какими бы постыдными ни оказывались некоторые ситуации в его жизни.
Шикамару был осведомлен во многих вопросах, знал, что Киба влюблен не в него, и даже не намеревался исправлять этот факт – все равно ничто не могло отменить их привязанности друг к другу.
А потому – он был первым, кто почуял опасность в этот яркий, солнечный летний день. Учебный семестр подходил к концу, близились экзамены, и сам Нара ушел в продолжительный загул...
... но некое шестое чувство, отвечающее за связь с Кибой, вопило и скреблось в душе, словно обезумевшая от страха кошка. Что-то произошло!..
Шикамару понял, что Инудзука влип в неприятности, еще раньше, чем Дзюго приветственно улыбнулся примчавшемуся на встречу парнишке и подал для рукопожатия ладонь. И боль, когда транквилизатор наконец проник под кожу, усыпляя и парализуя все человеческое естество, Нара тоже ощутил раньше друга.
Но он ничего – совершенно ничего – не мог предпринять...
Только глухо застонал и стиснул кулаки – до дрожи...
Больше его в этот день не интересовало ни небо, ни облака.
* * *
Стекло разлетелось с таким жутким дребезгом, словно разбили ящик пустых бутылок из-под пива. Собственно, бутылки тоже были разбиты – парочка к несчастью своему обнаружилась непосредственно под окном. Наруто влетел в комнату ярким золотисто-рыжим вихрем, рухнул на пол, запутавшись в длиннейших шторах, но тут же вскочил на ноги, сметая все на своем пути.
- Анко-сенсей, это я! Простите за шум и разбитое окно, у меня маленькие проблемы... как только освобожусь – все улажу и все починю...
Митараши высунулась из ванной, глаза, которые еще секунду тому назад были сонными, шокировано округлились, ресницы взлетели вверх.
- Наруто?!!!
Из одежды на преподавательнице наблюдалось только широкое полотенце, обернутое вокруг тела. Мягкая махровая ткань не скрывала грудь, а скорее ее подчеркивала, нижний край полотенца едва-едва покрывал изумительные, идеальные для женщины бедра. Волосы - как всегда собраны на затылке заколкой а-ля краб, краски на лице не обнаружилось, что ситуацию в общем-то и не ухудшало, во рту – зубная щетка, на щеке – мазок мыльной пены, пальцы озадаченно потирают шею в том месте, где ее украсила татуировка в виде трех запятых.
- Какого черта ты ввалился ко мне в квартиру?! Нет, я, конечно, не против, но что бы через окно?..
Митараши Анко, как говорил Киба, была «самой зачетной преподшей физкультуры, какую только можно было пожелать». Она могла пойти вместе со студентами выпить пивка, нередко приглашала Наруто по соседству в гости, и - она была красива, черт подери! Хотя некоторые повадки Анко ввергали парней в шок, а потому заигрывали студенты с молодой преподавательницей крайне редко.
«Черт, даже не подозревал, что квартира соседки этажом ниже сможет мне так пригодиться!»
Но ведь и впрямь – прыгать с пятого этажа было настоящим безумием, и парень опустился на балкон этажом ниже, что бы использовать соседские владения для бегства. Правда, для этого пришлось разнести окно.
Наруто промчался мимо ошарашенной Анко и бросился открывать входную дверь.
- Э-э-э... Узумаки, нужный ключ на другом крючке! – Девушка поправила выбившуюся прядь и наугад швырнула зубную щетку куда-то в направлении ванной. – И вообще, если бы ты не сдавал большинство нормативов с чуть ли не олимпийским результатом, я бы уже нашла способ выгнать тебя из универа.
Наруто громыхнул замком, облегченно вздохнул и метнулся на лестничную площадку.
- Еще раз простите за разбитое окно, сенсей!
- Да ладно, чего уж там... – Анко задумчиво почесала бровь, закрыла распахнутую настежь входную дверь и ушла в комнату – оценивать размеры нанесенного ущерба.
Было жарко, но теперь по разбитому стеклу гулял нехилый сквознячок. Анко улыбнулась и утопала на кухню – искать баночку пива. Жизнь оказалась прекрасна, все складывалось на удивление хорошо.
* * *
Саске догнал его в третьем по счету переулке. Набросился хищной птицей, сбил с ног, однако Наруто вывернулся из захвата раньше, чем тазер оказался прижат к его животу.
Уйти в отрыв! Хотя бы на десять метров!.. Наруто знал, что Саске не станет стрелять, не прицелившись – в конце концов, тазер дает своему владельцу только одну попытку. Но... Узумаки не мог развить нормальной скорости, что бы уйти из-под выстрела – кирпичные стены окружали противников со всех сторон, и при неуравновешенном броске можно было разбить себе голову о выступающие кирпичи, сломанные рамы и выпирающие во все стороны куски арматуры.
- Ох-хе-хех! – Саске сделал длинный прыжок и приземлился в десяти шагах от Наруто. – А ты быстр! Я уж было испугался, что не сумею тебя догнать!
- Чего тебе надо, мразь? – Наруто окрысился в сторону недруга, словно хищный зверек, сорванная с вешалки куртка была брошена им в ближайшей подворотне, однако нечто металлическое оттягивало карманы его брюк и рукава.
- Будешь удивлен... Мне нужен ты! Ты сам, и ничто иное!
Тазер оказался вскинут на уровень глаз, Учиха перехватил его обеими руками. Наруто метнулся в сторону, словно тень по кирпичной стене, скрестил руки перед собой, а когда развел их – в ладонях блеснули короткие метательные ножи.
- Но-но! Ты думаешь, я так просто сдамся?..
«Кс-со!» Трюк с ножами был провернут гладко, без сучка и задоринки – так извлечь из рукавов клинки может только профессионал. «Он что, умеет пользоваться холодным оружием?..»
Оба ножа были брошены в мгновение ока, Саске отпрыгнул и пригнулся грудью прямо к земле.
«Раз... два...»
Первый нож пролетел возле самого уха, другой вонзился в землю у ног – Наруто целился в правое плечо и ступню. Но это было еще не все... Саске будто чуял подвох, нервы взвыли от недоброго предчувствия, и...
... да, это был и вправду красивый бросок. Третий нож слетел с левой ладони, вместе с первым, нацеленным в плечо, но подкрутка и балансировка у него оказалась иной. Не десять оборотов, как для стандартного броска с такого расстояния, а шесть. Меньшая скорость – но клинок изначально оказался скрыт в тени, отброшенной первым ножом, а после – жертва должна была отвлечься на предыдущую атаку, и не следить за пространством впереди себя.
Саске ударил тазером наотмашь, ухитрившись отбить нож в последнюю секунду...
Их отношения были не просто странными – они оказались неординарны, их просто невозможно было с чем-либо сравнить.
Киба и Шикамару. Ни единой общей черты, ни намека на одинаковое хобби. И сложно было понять, что именно создало ту невероятную связь, которая вот уже несколько лет была натянута между ними неразрывной металлической нитью.
Знакомы эти двое были о-о-о-очень давно...
Еще до поступления в университет, до того, как Шикамару начал встречаться с Темари, а Киба взял Хинату к себе под крыло... уже тогда они были друзьями. Много лет тому назад.
Хотя дружбой такие отношения тоже сложно назвать. В университете они и вовсе терпеть не могли друг друга: Киба был существом излишне шумным, любил помахать кулаками по поводу и без, всегда успевал поорать всласть, прогулять бОльшую половину всех пар, забыть даже то, чего по сути и не знал, а после – ухитрялся сдавать экзамены, демонстрируя вполне сносный результат. Он умел профессионально списывать, играл на симпатиях преподавателей, обожал животных; его дом был похож скорее на зоопарк, хотя сам Киба там редко появлялся – обществом матери и сестры он категорически пренебрегал. Инудзука был грубым, громким, склочным, веселым, его знала каждая собака в округе, о нем был наслышан весь университет. Если случался массовый прогул занятий – виноват был Киба. Если во время пьянки кого-то выбрасывали из окна либо чьей-то головой случайно проламывали дверь – виноват был тоже Киба. Если на улице случалась шумная драка – виноват был опять-таки Киба, кто же еще... Если второкурсники – каждому лбу по восемнадцать лет! – решали вдруг поиграть в прятки на заброшенной стройке, и один из них, дабы спрятаться получше, прыгал с четвертого этажа – это тоже был Киба. И если кто-то уговаривал однокурсниц сыграть в карты на раздевание, а после (мухлюя всеми мыслимыми и немыслимыми способами) выигрывал десяток раз подряд – это тоже, черт подери, был Киба. Вот каким он был.
Шикамару от подобного стереотипа отличался, шумные пьянки не любил, драки прямо-таки ненавидел, собачников презирал, из домашних животных признавал только любимую девушку и не менее любимый ноутбук. Занятия он тоже прогуливал, но не для того, что бы устроить очередной дебош в университете, а с целью поваляться на крыше какой-нибудь многоэтажки, рассматривая облака. Шикамару любил спокойствие, тишину, взвешенные решения и умные мысли. Экзамены он всегда сдавал на отлично, хотя пары не посещал. Он играл в шахматы и в карты лучше всех в округе, но на подобные успехи ему было откровенно плевать. Нара слыл неплохим хакером, ломал университетские базы данных раза три, из чистого интереса, и питал слабость к четырем вещам. То были черный шоколад, любимый плеер, компьютеры и Темари. Знаний, почерпнутых кое-где и кое-как, вполне хватало, чтобы сдать на отлично тест любой сложности, фотографическая память, врожденная изворотливость и, как фигурально выражался Киба, «излишнее количество мозгов» делали Шикамару одним из лучших студентов, хотя больше половины преподавателей, встречаясь с ним на экзамене, впервые видели такого студента в лицо. Совместимость с Кибой у него была нулевая, ни один морально-физически-психологический параметр не подходил...
... но они, тем не менее, были друзьями.
Инудзука товарища никогда не понимал. Нара затаскивал своего (цитата) «неусидчивого звереныша» на крыши многоэтажек, заставлял часами валяться на спине и рассматривать облака. Сам Шикамару полагал, что это неимоверно красиво, Киба считал иначе, но препираться тоже не спешил. Он нередко носился по крыше, раскинув руки, и хохотал; запрокидывал голову, щурил раскосые темные глаза, вдыхал чистый – воистину, чистый, на такой-то высоте! – воздух... Свешивался с парапетов, бродил по самому краю, заинтересованно поглядывая вниз. Шикамару сперва беспокоился, оттаскивал его подальше, но после осознал, что даже если сбросить Кибу с двадцатого этажа, то вреда ему все равно не будет никакого. Либо приземлится на ноги, словно кот, либо соберется по частям и недельки за две залижет раны. Хотя проверить гипотезу Нара так и не рискнул.
Вот так крыши многоэтажек и стали тем самым убежищем, где они появлялись вместе хотя бы раз в неделю, что бы остаться там на до-олгие часы - только вдвоем...
Какой толк был от этих посиделок? Во-первых, можно было посмотреть на облака. Подставить лицо дождю либо усмехнуться навстречу солнцу, собрать на ладони пыль, повалиться спиной на разогретую, покрытую смолой поверхность... и тогда, когда тела покидала усталость, когда извечные университетские проблемы отступали на задний план, а разница характеров напрочь стиралась и оставалось лишь биение двух сердец – наступало время отдыха и неторопливых, тягучих и чувственных ласк. Первым эту игру затеял Шикамару – пожалуй, в тот, первый раз он просто пошутил. Щекотал разомлевшего Кибу за ухом, касался пальцами его губ, гладил горло... Перебирал короткие пряди темных, выцветающих на солнечном свете волос, массировал чуткими ладонями бархатную кожу, касался языком треугольных татуировок, слизывая терпкую испарину с заострившихся скул. Да, наверное, это была всего-навсего шутка. Немного нежности, необъяснимо радостный, волшебный день, и солнце, зачерпнутое в ладони... Стащить с Кибы футболку оказалось легко – парень с удовольствием поддался – и игра была продолжена, обретая ноты чуткости, чувственности и затаенной, возбуждающей теплоты. Шикамару изучал тело друга с неким болезненным интересом, хотя внешних признаков волнения не подавал. Тер пальцами мгновенно отвердевшие соски, неким танцующим ритмом скользил ладонями по гладкой груди, сминал бархат идеального живота, невольно срывая с губ приятеля тихие, но многообещающие стоны. Киба девственником не был уже давно, и воспринимать ласку он умел на удивление целенаправленно и чутко. Возбуждение рождалось из ничего, рисовалось прикосновениями рук Шикамару с чистого листа, и Инудзука выгибался уже судорожно, будто силясь поймать некий недоступный человеческому пониманию ритм. Когда требовательные пальцы добрались до низа живота, стало совсем уж невтерпеж; узкие, нечеловечески длинные клыки нечаянно прокусили нижнюю губу, и Киба схватился за лицо, вымазывая в собственной крови ладони. Шикамару и не думал стаскивать с него брюки, лишь прикасался сквозь ткань, тер пальцами выпуклость, и ухмылялся – легко и небрежно; ни тени смущения не появлялось в его темных глазах. ТАК это было в первый раз, но сладкую и трепетную игру они до сих пор не успели закончить...
Шикамару заставлял Кибу кончать по несколько раз подряд – в зависимости от того, сколько времени они могли провести на крыше... Порой – всего лишь приспустив на его бедрах покрывающую ткань, порой – заставляя Кибу полностью избавиться от одежды. Он мучил тело и душу своего друга, доставляя ему сладкий и удивительно красочный оргазм, ласкал неторопливо, но умело, изучая каждую слабую точку на теле Инудзуки, проверяя на уровень возбудимости каждый сантиметр его кожи, к которому только можно было прикоснуться пальцами, потереть, раздразнить. Нередко они целовались – инициатором всегда выступал Киба, и опытным путем было выяснено, что поцелуй они могли продолжать практически бесконечно, ни на мгновение не размыкая губ. Порой то было целомудренное прикосновение, несущее лишь сухое тепло; но это мог оказаться и глубокий, излишне чувственный поцелуй – здесь королем себя ощущал опять-таки Киба... Судя по отзывам девушек, с которыми он целовался, «хоть клыки и острые, но зато этот зверюга первоклассно владеет языком». Инудзука делал поцелуй ненавязчивым, что позволяло продолжать его до бесконечности, а не прерывать через пару десятков секунд, слюноотделение он контролировал потрясающе, осторожно покусывал в процессе губы партнера либо партнерши, заставлял «жертву» добровольно разомкнуть зубы и проникал в ее рот длинным, узким и мягким, словно у пса, языком. Шикамару не раз сообщал Кибе, что анатомические детали полости его рта, будь то излишне гибкий и нежный язык, минимальное слюноотделение либо острые, сантиметровой длинны клыки – все это говорило о некой вырожденности, ненормальности. И, тем не менее, поцелуи благодаря всем этим «ненормальностям» получались невероятные, неестественные и – воистину запоминающиеся... Что бы там ни заявлял Шикамару, но он поддавался каждый раз, когда Киба того желал, размыкал зубы и начинал долгую игру языков... От подобного удовольствия нельзя было отказаться, это было то единственное, что позволял себе Шикамару – хотя даже беглое соприкосновение их губ вызывало в теле дрожь.
Таковы были их отношения... Дружба?.. И нет, и да... сплошная игра, без единой болезненной ноты, ласка и тепло, неторопливость и нежность... Все для того, что бы позволить Кибе закричать в конце концов от восторга и наслаждения, запрокинуть голову к небу, а после – долго, невыносимо долго, задыхаться и смотреть на перетекающие в необъятной лазури облака.
Но все же... одна существенная странность оставалась. Киба до сих пор не мог этого понять.
Шикамару позволял ему кончить, доводил до грани и ритмичными толчками ладоней ввергал в сплошной экстаз... Не жалел времени, но ограничивался прикосновениями ладоней и губ. Никогда не давал, не брал в рот, ни разу не воспользовался податливостью тела Инудзуки... На секс с парнем у Нары был наложен некий моральный запрет, и даже если время и место располагали для того, что бы заняться любовью, даже если умом Шикамару понимал, что во время секса отдающийся парень, в силу своих физиологических особенностей, дарит активному партнеру наслаждение куда более острое, чем девушка, даже если Киба раздвигал перед ним ноги, предлагая всего себя... ничто так и не заставило подростка перешагнуть эту незримую черту. Он не отдавался сам и не брал партнера. Дарил ласку, не принимая ничего, кроме поцелуев, взамен...
Шикамару ощущал Кибу, словно самого себя, и наслаждение, которое испытывал Инудзука, вонзалось в нервы раскаленной иглой, сжигало изнутри сильнее настоящего оргазма и погружало разум в расслабляющую темноту... Физиология отдыхала – она не могла этого объяснить. Родство душ. Мистическое, выращенное из давней дружбы...
Эти двое нуждались друг в друге, но Шикамару всегда ощущал переживания и стремления своего товарища острее, чем Инудзука понимал его самого. Нара читал по глазам, знал о Кибе ВСЕ и даже больше, от него темноволосый зверь не имел никаких тайн, какими бы постыдными ни оказывались некоторые ситуации в его жизни.
Шикамару был осведомлен во многих вопросах, знал, что Киба влюблен не в него, и даже не намеревался исправлять этот факт – все равно ничто не могло отменить их привязанности друг к другу.
А потому – он был первым, кто почуял опасность в этот яркий, солнечный летний день. Учебный семестр подходил к концу, близились экзамены, и сам Нара ушел в продолжительный загул...
... но некое шестое чувство, отвечающее за связь с Кибой, вопило и скреблось в душе, словно обезумевшая от страха кошка. Что-то произошло!..
Шикамару понял, что Инудзука влип в неприятности, еще раньше, чем Дзюго приветственно улыбнулся примчавшемуся на встречу парнишке и подал для рукопожатия ладонь. И боль, когда транквилизатор наконец проник под кожу, усыпляя и парализуя все человеческое естество, Нара тоже ощутил раньше друга.
Но он ничего – совершенно ничего – не мог предпринять...
Только глухо застонал и стиснул кулаки – до дрожи...
Больше его в этот день не интересовало ни небо, ни облака.
* * *
Стекло разлетелось с таким жутким дребезгом, словно разбили ящик пустых бутылок из-под пива. Собственно, бутылки тоже были разбиты – парочка к несчастью своему обнаружилась непосредственно под окном. Наруто влетел в комнату ярким золотисто-рыжим вихрем, рухнул на пол, запутавшись в длиннейших шторах, но тут же вскочил на ноги, сметая все на своем пути.
- Анко-сенсей, это я! Простите за шум и разбитое окно, у меня маленькие проблемы... как только освобожусь – все улажу и все починю...
Митараши высунулась из ванной, глаза, которые еще секунду тому назад были сонными, шокировано округлились, ресницы взлетели вверх.
- Наруто?!!!
Из одежды на преподавательнице наблюдалось только широкое полотенце, обернутое вокруг тела. Мягкая махровая ткань не скрывала грудь, а скорее ее подчеркивала, нижний край полотенца едва-едва покрывал изумительные, идеальные для женщины бедра. Волосы - как всегда собраны на затылке заколкой а-ля краб, краски на лице не обнаружилось, что ситуацию в общем-то и не ухудшало, во рту – зубная щетка, на щеке – мазок мыльной пены, пальцы озадаченно потирают шею в том месте, где ее украсила татуировка в виде трех запятых.
- Какого черта ты ввалился ко мне в квартиру?! Нет, я, конечно, не против, но что бы через окно?..
Митараши Анко, как говорил Киба, была «самой зачетной преподшей физкультуры, какую только можно было пожелать». Она могла пойти вместе со студентами выпить пивка, нередко приглашала Наруто по соседству в гости, и - она была красива, черт подери! Хотя некоторые повадки Анко ввергали парней в шок, а потому заигрывали студенты с молодой преподавательницей крайне редко.
«Черт, даже не подозревал, что квартира соседки этажом ниже сможет мне так пригодиться!»
Но ведь и впрямь – прыгать с пятого этажа было настоящим безумием, и парень опустился на балкон этажом ниже, что бы использовать соседские владения для бегства. Правда, для этого пришлось разнести окно.
Наруто промчался мимо ошарашенной Анко и бросился открывать входную дверь.
- Э-э-э... Узумаки, нужный ключ на другом крючке! – Девушка поправила выбившуюся прядь и наугад швырнула зубную щетку куда-то в направлении ванной. – И вообще, если бы ты не сдавал большинство нормативов с чуть ли не олимпийским результатом, я бы уже нашла способ выгнать тебя из универа.
Наруто громыхнул замком, облегченно вздохнул и метнулся на лестничную площадку.
- Еще раз простите за разбитое окно, сенсей!
- Да ладно, чего уж там... – Анко задумчиво почесала бровь, закрыла распахнутую настежь входную дверь и ушла в комнату – оценивать размеры нанесенного ущерба.
Было жарко, но теперь по разбитому стеклу гулял нехилый сквознячок. Анко улыбнулась и утопала на кухню – искать баночку пива. Жизнь оказалась прекрасна, все складывалось на удивление хорошо.
* * *
Саске догнал его в третьем по счету переулке. Набросился хищной птицей, сбил с ног, однако Наруто вывернулся из захвата раньше, чем тазер оказался прижат к его животу.
Уйти в отрыв! Хотя бы на десять метров!.. Наруто знал, что Саске не станет стрелять, не прицелившись – в конце концов, тазер дает своему владельцу только одну попытку. Но... Узумаки не мог развить нормальной скорости, что бы уйти из-под выстрела – кирпичные стены окружали противников со всех сторон, и при неуравновешенном броске можно было разбить себе голову о выступающие кирпичи, сломанные рамы и выпирающие во все стороны куски арматуры.
- Ох-хе-хех! – Саске сделал длинный прыжок и приземлился в десяти шагах от Наруто. – А ты быстр! Я уж было испугался, что не сумею тебя догнать!
- Чего тебе надо, мразь? – Наруто окрысился в сторону недруга, словно хищный зверек, сорванная с вешалки куртка была брошена им в ближайшей подворотне, однако нечто металлическое оттягивало карманы его брюк и рукава.
- Будешь удивлен... Мне нужен ты! Ты сам, и ничто иное!
Тазер оказался вскинут на уровень глаз, Учиха перехватил его обеими руками. Наруто метнулся в сторону, словно тень по кирпичной стене, скрестил руки перед собой, а когда развел их – в ладонях блеснули короткие метательные ножи.
- Но-но! Ты думаешь, я так просто сдамся?..
«Кс-со!» Трюк с ножами был провернут гладко, без сучка и задоринки – так извлечь из рукавов клинки может только профессионал. «Он что, умеет пользоваться холодным оружием?..»
Оба ножа были брошены в мгновение ока, Саске отпрыгнул и пригнулся грудью прямо к земле.
«Раз... два...»
Первый нож пролетел возле самого уха, другой вонзился в землю у ног – Наруто целился в правое плечо и ступню. Но это было еще не все... Саске будто чуял подвох, нервы взвыли от недоброго предчувствия, и...
... да, это был и вправду красивый бросок. Третий нож слетел с левой ладони, вместе с первым, нацеленным в плечо, но подкрутка и балансировка у него оказалась иной. Не десять оборотов, как для стандартного броска с такого расстояния, а шесть. Меньшая скорость – но клинок изначально оказался скрыт в тени, отброшенной первым ножом, а после – жертва должна была отвлечься на предыдущую атаку, и не следить за пространством впереди себя.
Саске ударил тазером наотмашь, ухитрившись отбить нож в последнюю секунду...
@темы: фанф