Убил бы тебя... Но днем некогда, вечером не до того, ночью не хочется, а утром жалко.
Осколок первый. Отражение – лед.
тык
Он всегда знал, что именно ему нужно. Не ошибался при выборе целей. Не сомневался в своей правоте.
Он был мягок и пластичен, умел преодолевать обстоятельства так же легко, как пропускать сквозь пальцы ледяную, кристально чистую воду. Он был жесток внутри – и не менее жесток снаружи.
Он наивно полагал, что только так и можно жить...
А потом появился тот, кто разрушил теорию непобедимости, растоптал принцип стеклянной стены, которая необходима, что бы держать подчиненных на расстоянии от себя – ведь управлять ими с дистанции гораздо проще. Никаких контактов души. Если ты тверже кого бы то ни было – победишь. Если окажешься чуть мягче – проиграешь. Так считал Саске до тех пор, пока не натолкнулся на ЭТОГО человека.
Того, которому плевать было на лед в черных глазах. И чихать он хотел на безразличный, обволакивающий, подчиняющий всех и каждого взгляд Учихи.
Наруто оказался нетипичен, не таков, как те, с кем Саске сталкивался раньше. И еще – он не подчинялся. Не знал, как это – склонить голову перед существом, более сильным и стойким, чем он сам.
... или это Саске оказался слаб?..
Но ведь Учиха всегда добивался того, чего хотел...
А в тот день, два года тому назад, через месяц после поступления в «высшее учебное», он получил самый твердый и непрошибаемо жесткий отказ.
Отказ в обладании телом, которое он ТАК жаждал.
И лед в небесно-голубых глазах оказался тверже стали.
Учиха мог порвать его в клочья, если бы захотел. Не от злости – от страсти. Просто потому, что светловолосый щенок его заводил, заставлял испытывать то незабываемое удовольствие, мягкое тянущее напряжение в паху, при одной только беглой встрече взглядов.
В тот день Саске попытался сломить свою жертву – холодной и болезненной лаской, прикосновениями, властными и быстрыми, сквозь одежду, сквозь обволакивающее тела сентябрьское тепло. И мало того – он знал, что Наруто тоже не остался безучастен, молодое тело отзывалось, послушно трепетало, стоило только Саске обнаружить еще одну чувствительную точку – наугад.
Он не знал о своем одногруппнике ничего, кроме имени. Но это было уже не важно – сейчас нужен был лишь контакт тел, прикосновения уже не сквозь грубую ткань, а кожа к коже. Он стягивал с Наруто одежду, не заботясь о ее целостности – хотя, казалось бы, так ничего и не порвал... Оставлял ногтями ссадины на светлой коже, грубо проходился пальцами по животу, а после – ласкал мошонку и вставший член, сдавливал пальцами – мягко, но властно, и показывал, кто кому будет принадлежать этой ночью, черт подери!..
Ласка языком – пройтись по всей длине, ощущая сладкую дрожь, после – перехватить головку губами, привести в действие пальцы правой руки...
Светловолосый парнишка, объект столь дерзких домогательств, был безволен и несдержан, казалось бы, готов был отдать всего себя, лишь бы Учиха взял наконец глубже, до основания, не издеваясь легчайшими прикосновениями и не дразня... Он вскидывал руки в полной беспомощности, царапал собственные запястья, и тогда, когда любой другой уже схватил бы Саске за волосы в попытке толкнуть его голову вверх-вниз – тогда Наруто запускал пальцы в собственную шевелюру, и выгибался, непроизвольно подаваясь бедрами вперед, выл отчаянно и дико, хотел и НЕ хотел подавить всепожирающую дрожь, въедающуюся в его тело. Ведь это было сладко и больно, это было...
... дико...
... черт...
А потом Учиха прекратил изощренное издевательство – и начал пытку, пресекая движения вожделенного тела на несколько шагов вперед. Он больше не намеревался дразнить свою жертву с прежней лаской, которую и лаской-то нельзя было назвать. Прелюдия была завершена, он лишь убедился, что у щенка, которого он выделил среди безликой толпы, встало на другого парня еще раньше, чем его члена коснулись до неожиданности податливые губы, а значит... он был обречен. Ни малейшего намерения отступать в пустых черных глазах – Учиха всегда безошибочно ставил себе цели. Но чужое возбуждение для него теперь не значило ничего – важнее было собственное, щемящее и тянущее удовольствие, породившееся внизу живота, выедающее разум и пропитывающее плоть.
- Хочу...
«Хочу» и «возьму» - две единственные, краткие и лаконичные мысли, которым оставалось место в слишком умной темноволосой голове. Саске любил подобные моменты – когда можно было расслабиться и отречься от всего, забыть о целях, что ставила перед ним семья, а после – разжечь по доброй воле глубинный пожар, отдать свое тело во власть безумия и ледяной, такой привычной для него страсти. Без эмоций и без чувств, ради одной только вспышки яркого света, ради униженного и покоренного огня в чужих, ярких, словно небо, голубых глазах...
Он перевернул Наруто на живот – грубо и быстро, помогая себе ладонью и коленом. Разобранный диван – не самое удобное место для секса, но сейчас Саске было плевать.
Да, обивка сожжет локти в кровь... да только какая разница, если под ним уже извивалось доведенное до предела тело, если горячая теснота, которую он уже предвкушал, могла быть взята, путь даже насильно, пусть даже сквозь слезы и боль... Наруто был девственен, и это обыгрывало ситуацию в новых красках. Смазку Саске не собирался использовать – к чему? Его волновало лишь, что первое движение, вторжение в сопротивляющийся животрепещущий организм, будет болезненным даже для него, берущего жертву без должной подготовки. Но это лишь мгновение – а дальше... он помнил, как это – теснота, сводящая с ума, вязкое наслаждение, поглощающее нервы живое тепло... И плевать, каких страданий это будет стоить Наруто.
Да, плевать...
Учиха все же решился на проникновение пальцами, что бы растянуть ректум хоть чуть-чуть, подготовить по минимуму, делая приятное себе, а не жертве... вводя палец за пальцем, указательный, средний и безымянный, наконец, он ощущал, как в судороге изгибается насилуемое тело...
... Саске помнил, что кричал ему Наруто еще до того, как он начал расправу с одеждой голубоглазого подростка.
«Стой! Это неправильно! Не хочу!..»
А потом этот слабак был сломлен неожиданной и короткой лаской... вот как, оказывается, просто совращать непорочных людей...
Учиха скользил ладонью по гладкому животу своей жертвы, и проникал пальцами еще глубже, массируя сквозь тонкую мускульную стенку предстательную железу, дожидаясь, когда в стонах подростка проявятся первые податливо-восторженные нотки, и грубостью вторжения причинял девственному телу адскую боль... А Наруто лишь выл, теперь – до отчаяния тихо, прогибал поясницу и подавался назад, добровольно обрекая себя на новые муки.
Вот только завершилась все не так, как Саске того ожидал. И покорное ему тело взбунтовалось, отрицая чужеродную власть, признавая лишь издевательство в болезненной ласке. Наруто оказался чуть сильнее, чем можно было предсказать.
Учиха понятия не имел, каких усилий бедняге стоил его отчаянный рывок, который принудил Саске вывести пальцы из лишенного невинности тела. Истерзанное сознание, моральный шок, царапины и синяки на бедрах, затравленность в глазах. Вот чего добился Учиха – но не больше...
И лед. Лед осязаемый, звонкий, режущий пальцы в кровь... Преграда, возведенная между ним и его взбунтовавшейся жертвой. Полное отрицание в одичавших, голубых, словно тающий весенний лед, глазах.
В тот день Саске впервые выл и бросался на стену, бил все, что попадалось ему под руку и...
... и клялся, что отомстит. Знал, что в следующий раз не подарит Наруто даже этой бешенной ласки.
Вырвет ему нервы, растопчет, убьет. И плевать, что планы его мести были сюрреалестичны.
В тот раз добыча вырвалась у охотника из пасти в самый последний момент, ускользнула, оставив его страдать от неутоленной жажды близости и отсутствия чужого испуга, растворенного в крови... Ведь это – как наркотик, и приходится страдать, если его нет.
На следующий день Саске твердо посмотрел своей несостоявшейся жертве в глаза. Хотел увидеть вчерашний лед, и возненавидеть мальчишку окончательно, до потери пульса, до смерти, до очередного приступа неконтролируемой злости.
Льда не было.
И он...
... не смог...
... не возненавидел...
Просто все сложилось иначе. Наруто выбрал иной путь, нечаянно утянув по незапланированной дороге и сбитого с толку Саске.
Так рушились планы.
И еще - наверное, так зарождалась не только ненависть, но и странная, извращенная, не вписывающаяся в рамки привычных пониманий любовь.
***
Удар.
Кибу отбросило в сторону, словно игрушку – большеухого плюшевого щенка. Драку он предсказал верно – да только что с того? Их было четверо, в конце-то концов! Даже Карин, наглую и самоуверенную, судя по слухам, не стоило сбрасывать со счетов. А Инудзука в это время был один – Хинату нереально было втянуть в драку, пусть даже Киба отчаянно нуждался в ее помощи. Увы.
«- И только не говори, что ты рад видеть меня, Инудзука...
- И не попытаюсь! С какой радости я должен лгать?
- А ты все такой же зубастый...
- Какого черта ты явился сюда, Саске?
- Одногруппницу в честь дня рождения навестить...
- Не ври! – Киба злобно сплюнул. Он не курил, но в моменты, когда на него накатывало глухое бешенство, слюноотделение повышалось раза в три.
- Даже не пытаюсь. Вот только я передумал. Зачем мне Ино, если здесь есть ТЫ?..
Они давно ненавидели друг друга. С тех самых пор, как «зубастый» Инудзука взял под свое крыло двоих подопечных. Хинату, которую в ее беззащитности грех было не опекать, и Наруто, который хоть и мог изредка постоять за себя, но все же оставался ребенок ребенком...
- Девчонку не трогать, она из клана Хьюга, проблемы нам не нужны. Парня - избить...»
Киба знал, чем закончится для него драка, еще раньше, чем с воем подпрыгнул и ударил Суйгетсу в лицо. Не смотря на все его навыки уличных боев, не смотря на то, что поодиночке он любого из этих четверых мог бы утрамбовать в асфальт грубой физической силой – теперь их было слишком много, и это решало все.
Карин стала первой жертвой Инудзуки. Он обогнул разъяренного Суйгетсу, срезал угол, проскользнув мимо Саске, подпрыгнул, со звериной грацией перевернувшись в воздухе, и ногами нанес удар – в живот и в лицо. Его правую ступню девушка приняла на ладони, тут же нанеся по распрямленному колену ответный удар, но вторую, толчковую ногу она заблокировать не успела и получила удар в живот. Радовало то, что Саске в драку пока не вступал, брезговал, очевидно... Удар, снова удар... Инудзуке было уже плевать на то, что сейчас он бьет девушку; куда неприятней был факт того, что девушка теоретически могла оказаться сильнее его. Прыжок, гибкое падение на четвереньки, прижавшись животом к земле, а после – рывок вверх и вперед, раскрытыми ладонями пробивая Карин бедро и колено. Девушка взвизгнула в отчаянии – знала, что предвещает тугая тянущая боль в мышцах и подколенных связках. «Пробой». Повреждение настолько опасное, что еще один удар мог лишить ее возможности передвигаться. Даже мимолетное прикосновение могло привести к окончательному разрыву связок... И девушка попыталась отшатнуться, уйти из-под удара и проскользнуть вперед.
Суйгетсу тем временем ломанулся со стороны, но Киба встретил его ударом снизу-вверх, метя в челюсть. Беловолосый парень мгновенно выставил блок, даже не сообразив, насколько ложным был этот удар, и насколько опасной оказалась вторая атака Кибы - в колени. Саске зашипел и фыркнул сквозь зубы – удары по ногам были коронкой Инудзуки, он специализировался по ним давно, и мог вывести из строя кого угодно, травмируя мышцы и связки от голени и до бедра. Киба сбил Суйгетсу с ног и рухнул на него сверху; колени Инудзуки пришлись бедняге на живот, а пальцы свободной руки тут же сомкнулись на кадыке, заставляя выворачивать голову и прятать лицо от возможного удара.
- Подонок... – Беловолосый забился в отчаянии, но Киба уже вскочил, приложил его затылком об асфальт и только тогда расцепил сжатые на горле жертвы пальцы.
Дзюго и оправившаяся от потрясения Карин уже рванулись вперед, и Киба впервые с начала драки почувствовал, что дыхание у него начинает сбиваться. Прыжок! Он намеренно пропустил прямой удар в лицо, но сумел пригнуться к самым коленям Карин и избежать удара Дзюго. Мгновение – и девушка завыла в отчаянии, отшатнувшись и зацепившись пальцами за ближайшую стену. Киба вытер с разбитой губы кровь и усмехнулся – в последний раз, потому что следующий удар Дзюго, нанесенный по незащищенному затылку, бросил его на асфальт.
Во всяком случае, он успел. Карин была выведена из игры окончательно и бесповоротно. Инудзука помнил еще тот момент, когда ухитрился наступить ей на ногу, фиксируя ступню, а после – двумя ладонями нанес удар в незащищенное колено. Вот и все... грубый и жестокий прием. Вывих ступни и разрыв ахиллесова сухожилия – девчонке дорого обошлась эта ночь...
Но и Кибе при этом серьезно досталось...
Правая бровь была рассечена при ударе об асфальт, кровь заливала глаз и мешала ориентироваться в пространстве, ладони ныли, челюсть болела – все-таки Карин нанесла хоть и последний, но весьма качественный удар. Кулак Дзюго тоже был аргументом во всех смыслах весомым... Еще больше неприятностей Кибе доставляли травмированное нёбо и разорванная губа – теплая, тошнотворно-соленоватая влага стекала в рот, и ее приходилось ежесекундно сглатывать; кровотечение не останавливалось, и глупо было бы во время боя захлебнуться в собственной крови. Кости и сухожилия вроде бы не пострадали, но столкновение с Карин и Суйгетсу было слишком стремительным, и теперь измученное прыжками тело жаждало только одного – отдохнуть. Инудзука перекатился на бок, поднялся на ноги и вновь сплюнул. На этот раз – кровью.
- Киба-кун!.. – Хината, где-то там, позади... ее ведь пообещали не трогать...
Суйгетсу в полной отключке валялся на земле, Карин сжалась в клубок у самого забора, подобрала ноги под себя и шипела яростно, словно избитая кошка. Дзюго до сих пор не пострадал, и мало того – в его глазах уже пропал осмысленный отсвет, который можно было обнаружить там раньше. Киба помнил эти глаза – мягкие, неуверенные, но уж точно НЕ злые. Здоровый рыжий парень, чудовищно сильный, достаточно маневренный для своих габаритов... он нередко шокировал Кибу – когда при случайной встрече на улице улыбался краем губ и кивал, когда подбирал выброшенного кем-то котенка, когда любовался небом и птицами, щуря на солнце медово-золотистые глаза. Почему?! Каким образом он затесался в компанию к Саске? Этого никто так и не смог понять. Поговаривали только, что Дзюго куда агрессивнее, чем кажется на первый взгляд, но до сих пор Киба не видел тому подтверждений.
А теперь живое свидетельство стояло перед ним, распрямляя чудовищно широкие плечи, и вскидывало руку, готовя очередной удар. И те золотые глаза, которые зачастую встречали Кибу непрошибаемым спокойствием добродушного ручного медведя – теперь они несли в себе иного рода огонь. Разума – ноль, только жестокое пламя и жажда мести. Не за избитых друзей – скорее, за нарушение покоя. И Киба понял: если не увернется от следующего удара – он труп. Попятился в отчаянии, отпрыгнул, пропуская тяжелую руку над собой, а после – метнулся вперед, нанеся сразу несколько быстрых ударов Дзюго в лицо. Да только осмысленность в глаза рыжего так и не вернулась. Кулак верзилы зацепил Кибу на излете, удар попал в плечо, но рука онемела мгновенно, до локтя, и парень впервые запаниковал. Такого не могло быть, ТАК не должно было все сложиться!!! Теперь уже он не атаковал – его избивали! И внезапно до отчаяния захотелось увидеть прежнее спокойствие в светлых глазах...
Компания Саске появлялась на парах редко. Лекции для посещения ими выбирались явно наугад. Карин и Суйгетсу весь поток массово недолюбливал, Саске боялось положительное большинство – слишком круты были у него родители и слишком непереносимым оказался нрав. А вот Дзюго, последний из их компании, вызывал двойственные чувства. Слухи о нем ходили разные, вплоть от того, что это – дьявол во плоти, и до того, что это – ангел в человеческом обличии. Никто и никогда не видел, что бы Дзюго злился, задирался, принимал участие в драках, огрызался на кого бы то ни было, помогал Суйгетсу либо Карин наводить шухер на весь университет. Он значился, как студент весьма неконфликтный и необщительный, но порой говорили, что в драках он – зверь, и что лучше его не злить – не то тебе же хуже будет...
И впрямь, зверь.
Жестокий и слишком сильный.
Враг.
Такой, какого Киба себе не мог даже вообразить.
Он поймал Инудзуку во время очередного прыжка, скомкал пальцами горло, заставив кашлять кровью и не позволяя дышать.
Очевидно, для Кибы это был бы действительно последний удар – если бы Дзюго УСПЕЛ ударить...
Инудзука выгнулся дугой и заскрежетал зубами.
Он так и не понял, как внутри флегматичного увальня смог до поры до времени затаиться ТАКОЙ монстр. Да только было поздно, Инудзука цеплялся пальцами за его ладонь, и понимал, что сейчас ему либо размозжат голову кулаком, либо просто задушат. Драка была окончена. А после – раздался отчаянный выкрик Хинаты – где-то позади.
Киба уже не разобрал слов – мир уплывал с глаз долой оборванными кусками, собственная кровь жгла язык, а пальцы, которые до сих пор пытались разжать на горле чужую ладонь, больше не повиновались.
Кибу живьем поедал холодный дикий жар, отчаяние и адреналин перемешались в венах...
... а после – сознание не выдержало, и он безвольной, потерявшей сознание куклой обвис у Дзюго в руках...
тык
Он всегда знал, что именно ему нужно. Не ошибался при выборе целей. Не сомневался в своей правоте.
Он был мягок и пластичен, умел преодолевать обстоятельства так же легко, как пропускать сквозь пальцы ледяную, кристально чистую воду. Он был жесток внутри – и не менее жесток снаружи.
Он наивно полагал, что только так и можно жить...
А потом появился тот, кто разрушил теорию непобедимости, растоптал принцип стеклянной стены, которая необходима, что бы держать подчиненных на расстоянии от себя – ведь управлять ими с дистанции гораздо проще. Никаких контактов души. Если ты тверже кого бы то ни было – победишь. Если окажешься чуть мягче – проиграешь. Так считал Саске до тех пор, пока не натолкнулся на ЭТОГО человека.
Того, которому плевать было на лед в черных глазах. И чихать он хотел на безразличный, обволакивающий, подчиняющий всех и каждого взгляд Учихи.
Наруто оказался нетипичен, не таков, как те, с кем Саске сталкивался раньше. И еще – он не подчинялся. Не знал, как это – склонить голову перед существом, более сильным и стойким, чем он сам.
... или это Саске оказался слаб?..
Но ведь Учиха всегда добивался того, чего хотел...
А в тот день, два года тому назад, через месяц после поступления в «высшее учебное», он получил самый твердый и непрошибаемо жесткий отказ.
Отказ в обладании телом, которое он ТАК жаждал.
И лед в небесно-голубых глазах оказался тверже стали.
Учиха мог порвать его в клочья, если бы захотел. Не от злости – от страсти. Просто потому, что светловолосый щенок его заводил, заставлял испытывать то незабываемое удовольствие, мягкое тянущее напряжение в паху, при одной только беглой встрече взглядов.
В тот день Саске попытался сломить свою жертву – холодной и болезненной лаской, прикосновениями, властными и быстрыми, сквозь одежду, сквозь обволакивающее тела сентябрьское тепло. И мало того – он знал, что Наруто тоже не остался безучастен, молодое тело отзывалось, послушно трепетало, стоило только Саске обнаружить еще одну чувствительную точку – наугад.
Он не знал о своем одногруппнике ничего, кроме имени. Но это было уже не важно – сейчас нужен был лишь контакт тел, прикосновения уже не сквозь грубую ткань, а кожа к коже. Он стягивал с Наруто одежду, не заботясь о ее целостности – хотя, казалось бы, так ничего и не порвал... Оставлял ногтями ссадины на светлой коже, грубо проходился пальцами по животу, а после – ласкал мошонку и вставший член, сдавливал пальцами – мягко, но властно, и показывал, кто кому будет принадлежать этой ночью, черт подери!..
Ласка языком – пройтись по всей длине, ощущая сладкую дрожь, после – перехватить головку губами, привести в действие пальцы правой руки...
Светловолосый парнишка, объект столь дерзких домогательств, был безволен и несдержан, казалось бы, готов был отдать всего себя, лишь бы Учиха взял наконец глубже, до основания, не издеваясь легчайшими прикосновениями и не дразня... Он вскидывал руки в полной беспомощности, царапал собственные запястья, и тогда, когда любой другой уже схватил бы Саске за волосы в попытке толкнуть его голову вверх-вниз – тогда Наруто запускал пальцы в собственную шевелюру, и выгибался, непроизвольно подаваясь бедрами вперед, выл отчаянно и дико, хотел и НЕ хотел подавить всепожирающую дрожь, въедающуюся в его тело. Ведь это было сладко и больно, это было...
... дико...
... черт...
А потом Учиха прекратил изощренное издевательство – и начал пытку, пресекая движения вожделенного тела на несколько шагов вперед. Он больше не намеревался дразнить свою жертву с прежней лаской, которую и лаской-то нельзя было назвать. Прелюдия была завершена, он лишь убедился, что у щенка, которого он выделил среди безликой толпы, встало на другого парня еще раньше, чем его члена коснулись до неожиданности податливые губы, а значит... он был обречен. Ни малейшего намерения отступать в пустых черных глазах – Учиха всегда безошибочно ставил себе цели. Но чужое возбуждение для него теперь не значило ничего – важнее было собственное, щемящее и тянущее удовольствие, породившееся внизу живота, выедающее разум и пропитывающее плоть.
- Хочу...
«Хочу» и «возьму» - две единственные, краткие и лаконичные мысли, которым оставалось место в слишком умной темноволосой голове. Саске любил подобные моменты – когда можно было расслабиться и отречься от всего, забыть о целях, что ставила перед ним семья, а после – разжечь по доброй воле глубинный пожар, отдать свое тело во власть безумия и ледяной, такой привычной для него страсти. Без эмоций и без чувств, ради одной только вспышки яркого света, ради униженного и покоренного огня в чужих, ярких, словно небо, голубых глазах...
Он перевернул Наруто на живот – грубо и быстро, помогая себе ладонью и коленом. Разобранный диван – не самое удобное место для секса, но сейчас Саске было плевать.
Да, обивка сожжет локти в кровь... да только какая разница, если под ним уже извивалось доведенное до предела тело, если горячая теснота, которую он уже предвкушал, могла быть взята, путь даже насильно, пусть даже сквозь слезы и боль... Наруто был девственен, и это обыгрывало ситуацию в новых красках. Смазку Саске не собирался использовать – к чему? Его волновало лишь, что первое движение, вторжение в сопротивляющийся животрепещущий организм, будет болезненным даже для него, берущего жертву без должной подготовки. Но это лишь мгновение – а дальше... он помнил, как это – теснота, сводящая с ума, вязкое наслаждение, поглощающее нервы живое тепло... И плевать, каких страданий это будет стоить Наруто.
Да, плевать...
Учиха все же решился на проникновение пальцами, что бы растянуть ректум хоть чуть-чуть, подготовить по минимуму, делая приятное себе, а не жертве... вводя палец за пальцем, указательный, средний и безымянный, наконец, он ощущал, как в судороге изгибается насилуемое тело...
... Саске помнил, что кричал ему Наруто еще до того, как он начал расправу с одеждой голубоглазого подростка.
«Стой! Это неправильно! Не хочу!..»
А потом этот слабак был сломлен неожиданной и короткой лаской... вот как, оказывается, просто совращать непорочных людей...
Учиха скользил ладонью по гладкому животу своей жертвы, и проникал пальцами еще глубже, массируя сквозь тонкую мускульную стенку предстательную железу, дожидаясь, когда в стонах подростка проявятся первые податливо-восторженные нотки, и грубостью вторжения причинял девственному телу адскую боль... А Наруто лишь выл, теперь – до отчаяния тихо, прогибал поясницу и подавался назад, добровольно обрекая себя на новые муки.
Вот только завершилась все не так, как Саске того ожидал. И покорное ему тело взбунтовалось, отрицая чужеродную власть, признавая лишь издевательство в болезненной ласке. Наруто оказался чуть сильнее, чем можно было предсказать.
Учиха понятия не имел, каких усилий бедняге стоил его отчаянный рывок, который принудил Саске вывести пальцы из лишенного невинности тела. Истерзанное сознание, моральный шок, царапины и синяки на бедрах, затравленность в глазах. Вот чего добился Учиха – но не больше...
И лед. Лед осязаемый, звонкий, режущий пальцы в кровь... Преграда, возведенная между ним и его взбунтовавшейся жертвой. Полное отрицание в одичавших, голубых, словно тающий весенний лед, глазах.
В тот день Саске впервые выл и бросался на стену, бил все, что попадалось ему под руку и...
... и клялся, что отомстит. Знал, что в следующий раз не подарит Наруто даже этой бешенной ласки.
Вырвет ему нервы, растопчет, убьет. И плевать, что планы его мести были сюрреалестичны.
В тот раз добыча вырвалась у охотника из пасти в самый последний момент, ускользнула, оставив его страдать от неутоленной жажды близости и отсутствия чужого испуга, растворенного в крови... Ведь это – как наркотик, и приходится страдать, если его нет.
На следующий день Саске твердо посмотрел своей несостоявшейся жертве в глаза. Хотел увидеть вчерашний лед, и возненавидеть мальчишку окончательно, до потери пульса, до смерти, до очередного приступа неконтролируемой злости.
Льда не было.
И он...
... не смог...
... не возненавидел...
Просто все сложилось иначе. Наруто выбрал иной путь, нечаянно утянув по незапланированной дороге и сбитого с толку Саске.
Так рушились планы.
И еще - наверное, так зарождалась не только ненависть, но и странная, извращенная, не вписывающаяся в рамки привычных пониманий любовь.
***
Удар.
Кибу отбросило в сторону, словно игрушку – большеухого плюшевого щенка. Драку он предсказал верно – да только что с того? Их было четверо, в конце-то концов! Даже Карин, наглую и самоуверенную, судя по слухам, не стоило сбрасывать со счетов. А Инудзука в это время был один – Хинату нереально было втянуть в драку, пусть даже Киба отчаянно нуждался в ее помощи. Увы.
«- И только не говори, что ты рад видеть меня, Инудзука...
- И не попытаюсь! С какой радости я должен лгать?
- А ты все такой же зубастый...
- Какого черта ты явился сюда, Саске?
- Одногруппницу в честь дня рождения навестить...
- Не ври! – Киба злобно сплюнул. Он не курил, но в моменты, когда на него накатывало глухое бешенство, слюноотделение повышалось раза в три.
- Даже не пытаюсь. Вот только я передумал. Зачем мне Ино, если здесь есть ТЫ?..
Они давно ненавидели друг друга. С тех самых пор, как «зубастый» Инудзука взял под свое крыло двоих подопечных. Хинату, которую в ее беззащитности грех было не опекать, и Наруто, который хоть и мог изредка постоять за себя, но все же оставался ребенок ребенком...
- Девчонку не трогать, она из клана Хьюга, проблемы нам не нужны. Парня - избить...»
Киба знал, чем закончится для него драка, еще раньше, чем с воем подпрыгнул и ударил Суйгетсу в лицо. Не смотря на все его навыки уличных боев, не смотря на то, что поодиночке он любого из этих четверых мог бы утрамбовать в асфальт грубой физической силой – теперь их было слишком много, и это решало все.
Карин стала первой жертвой Инудзуки. Он обогнул разъяренного Суйгетсу, срезал угол, проскользнув мимо Саске, подпрыгнул, со звериной грацией перевернувшись в воздухе, и ногами нанес удар – в живот и в лицо. Его правую ступню девушка приняла на ладони, тут же нанеся по распрямленному колену ответный удар, но вторую, толчковую ногу она заблокировать не успела и получила удар в живот. Радовало то, что Саске в драку пока не вступал, брезговал, очевидно... Удар, снова удар... Инудзуке было уже плевать на то, что сейчас он бьет девушку; куда неприятней был факт того, что девушка теоретически могла оказаться сильнее его. Прыжок, гибкое падение на четвереньки, прижавшись животом к земле, а после – рывок вверх и вперед, раскрытыми ладонями пробивая Карин бедро и колено. Девушка взвизгнула в отчаянии – знала, что предвещает тугая тянущая боль в мышцах и подколенных связках. «Пробой». Повреждение настолько опасное, что еще один удар мог лишить ее возможности передвигаться. Даже мимолетное прикосновение могло привести к окончательному разрыву связок... И девушка попыталась отшатнуться, уйти из-под удара и проскользнуть вперед.
Суйгетсу тем временем ломанулся со стороны, но Киба встретил его ударом снизу-вверх, метя в челюсть. Беловолосый парень мгновенно выставил блок, даже не сообразив, насколько ложным был этот удар, и насколько опасной оказалась вторая атака Кибы - в колени. Саске зашипел и фыркнул сквозь зубы – удары по ногам были коронкой Инудзуки, он специализировался по ним давно, и мог вывести из строя кого угодно, травмируя мышцы и связки от голени и до бедра. Киба сбил Суйгетсу с ног и рухнул на него сверху; колени Инудзуки пришлись бедняге на живот, а пальцы свободной руки тут же сомкнулись на кадыке, заставляя выворачивать голову и прятать лицо от возможного удара.
- Подонок... – Беловолосый забился в отчаянии, но Киба уже вскочил, приложил его затылком об асфальт и только тогда расцепил сжатые на горле жертвы пальцы.
Дзюго и оправившаяся от потрясения Карин уже рванулись вперед, и Киба впервые с начала драки почувствовал, что дыхание у него начинает сбиваться. Прыжок! Он намеренно пропустил прямой удар в лицо, но сумел пригнуться к самым коленям Карин и избежать удара Дзюго. Мгновение – и девушка завыла в отчаянии, отшатнувшись и зацепившись пальцами за ближайшую стену. Киба вытер с разбитой губы кровь и усмехнулся – в последний раз, потому что следующий удар Дзюго, нанесенный по незащищенному затылку, бросил его на асфальт.
Во всяком случае, он успел. Карин была выведена из игры окончательно и бесповоротно. Инудзука помнил еще тот момент, когда ухитрился наступить ей на ногу, фиксируя ступню, а после – двумя ладонями нанес удар в незащищенное колено. Вот и все... грубый и жестокий прием. Вывих ступни и разрыв ахиллесова сухожилия – девчонке дорого обошлась эта ночь...
Но и Кибе при этом серьезно досталось...
Правая бровь была рассечена при ударе об асфальт, кровь заливала глаз и мешала ориентироваться в пространстве, ладони ныли, челюсть болела – все-таки Карин нанесла хоть и последний, но весьма качественный удар. Кулак Дзюго тоже был аргументом во всех смыслах весомым... Еще больше неприятностей Кибе доставляли травмированное нёбо и разорванная губа – теплая, тошнотворно-соленоватая влага стекала в рот, и ее приходилось ежесекундно сглатывать; кровотечение не останавливалось, и глупо было бы во время боя захлебнуться в собственной крови. Кости и сухожилия вроде бы не пострадали, но столкновение с Карин и Суйгетсу было слишком стремительным, и теперь измученное прыжками тело жаждало только одного – отдохнуть. Инудзука перекатился на бок, поднялся на ноги и вновь сплюнул. На этот раз – кровью.
- Киба-кун!.. – Хината, где-то там, позади... ее ведь пообещали не трогать...
Суйгетсу в полной отключке валялся на земле, Карин сжалась в клубок у самого забора, подобрала ноги под себя и шипела яростно, словно избитая кошка. Дзюго до сих пор не пострадал, и мало того – в его глазах уже пропал осмысленный отсвет, который можно было обнаружить там раньше. Киба помнил эти глаза – мягкие, неуверенные, но уж точно НЕ злые. Здоровый рыжий парень, чудовищно сильный, достаточно маневренный для своих габаритов... он нередко шокировал Кибу – когда при случайной встрече на улице улыбался краем губ и кивал, когда подбирал выброшенного кем-то котенка, когда любовался небом и птицами, щуря на солнце медово-золотистые глаза. Почему?! Каким образом он затесался в компанию к Саске? Этого никто так и не смог понять. Поговаривали только, что Дзюго куда агрессивнее, чем кажется на первый взгляд, но до сих пор Киба не видел тому подтверждений.
А теперь живое свидетельство стояло перед ним, распрямляя чудовищно широкие плечи, и вскидывало руку, готовя очередной удар. И те золотые глаза, которые зачастую встречали Кибу непрошибаемым спокойствием добродушного ручного медведя – теперь они несли в себе иного рода огонь. Разума – ноль, только жестокое пламя и жажда мести. Не за избитых друзей – скорее, за нарушение покоя. И Киба понял: если не увернется от следующего удара – он труп. Попятился в отчаянии, отпрыгнул, пропуская тяжелую руку над собой, а после – метнулся вперед, нанеся сразу несколько быстрых ударов Дзюго в лицо. Да только осмысленность в глаза рыжего так и не вернулась. Кулак верзилы зацепил Кибу на излете, удар попал в плечо, но рука онемела мгновенно, до локтя, и парень впервые запаниковал. Такого не могло быть, ТАК не должно было все сложиться!!! Теперь уже он не атаковал – его избивали! И внезапно до отчаяния захотелось увидеть прежнее спокойствие в светлых глазах...
Компания Саске появлялась на парах редко. Лекции для посещения ими выбирались явно наугад. Карин и Суйгетсу весь поток массово недолюбливал, Саске боялось положительное большинство – слишком круты были у него родители и слишком непереносимым оказался нрав. А вот Дзюго, последний из их компании, вызывал двойственные чувства. Слухи о нем ходили разные, вплоть от того, что это – дьявол во плоти, и до того, что это – ангел в человеческом обличии. Никто и никогда не видел, что бы Дзюго злился, задирался, принимал участие в драках, огрызался на кого бы то ни было, помогал Суйгетсу либо Карин наводить шухер на весь университет. Он значился, как студент весьма неконфликтный и необщительный, но порой говорили, что в драках он – зверь, и что лучше его не злить – не то тебе же хуже будет...
И впрямь, зверь.
Жестокий и слишком сильный.
Враг.
Такой, какого Киба себе не мог даже вообразить.
Он поймал Инудзуку во время очередного прыжка, скомкал пальцами горло, заставив кашлять кровью и не позволяя дышать.
Очевидно, для Кибы это был бы действительно последний удар – если бы Дзюго УСПЕЛ ударить...
Инудзука выгнулся дугой и заскрежетал зубами.
Он так и не понял, как внутри флегматичного увальня смог до поры до времени затаиться ТАКОЙ монстр. Да только было поздно, Инудзука цеплялся пальцами за его ладонь, и понимал, что сейчас ему либо размозжат голову кулаком, либо просто задушат. Драка была окончена. А после – раздался отчаянный выкрик Хинаты – где-то позади.
Киба уже не разобрал слов – мир уплывал с глаз долой оборванными кусками, собственная кровь жгла язык, а пальцы, которые до сих пор пытались разжать на горле чужую ладонь, больше не повиновались.
Кибу живьем поедал холодный дикий жар, отчаяние и адреналин перемешались в венах...
... а после – сознание не выдержало, и он безвольной, потерявшей сознание куклой обвис у Дзюго в руках...
-
-
02.06.2010 в 19:53