04.01.2012 в 01:48

Пишет  Weiss Kreuz Karneval:

"Не безнадежен", фик для .Sandro
Для:  .Sandro
От:

Название: Не безнадежен
Автор:  m-Rita
Бета:  Silent guest
Пейринг: Кроуфорд/Шульдих/Фарфарелло
Категория: слэш
Жанр: юмор, виньетка
Рейтинг: R
Размер: мини (14,7 тыс. зсп)
Предупреждение: нет
Комментарий автора: надежда есть всегда


Жизнь вся хорошей не бывает, она как яблоко: ешь его, ешь, а потом бац — и огрызок, и делай с ним что хочешь. Шульдих это уяснил давно и особых милостей от судьбы не ждал. Взять, к примеру, команду, в которую его распределили: берсерк оказался нормальным чуваком, хоть и двинутым на всю голову, — уже хорошо, зато лидер… ну, вот вам и огрызок.

Он, блин, думал. Мало того, что постоянно и много, громко и назойливо, так что Шульдих уставал его слушать, так еще и на редкость занудно. Логика, тактика, шаги, цепочки — ну прям тест на айкью проходишь, а не с живым человеком общаешься. И это чудо еще и пророк, о как. То есть считает, что знает все наперед, слова ему поперек не скажи.

Кстати! Его еще и звали черт-те как: Брэд Кроуфорд. Бр-кр-рд, ага. Будто мотор не заводится. Шульдих ему так и сказал при знакомстве. На что этот хмырь ответил, мол, кое у кого имя напоминает спустившую шину. Остряк-недоучка.

Весь такой… словно отутюженный крахмальный воротничок на витрине, пальцем его не тронь: пиджачок-галстучек, очочки-челочка, губки бантиком… и та-акая задница! Странно, что к нему на улице голубые не липнут, как мухи на клейкую ленту. Двухметровый шкаф с такой задницей — это просто неприлично, ей-богу.

Другое дело — Фарф. Вот с кем сойтись оказалось легко: никакой тебе зауми, никаких выкрутасов. Ну и… все на месте. Конечно, если не считать глаза и мозгов, но с берсерком Шульдих сошелся в той плоскости, где что первое, что второе совершенно необязательно: с Фарфом было классно трахаться. Просто и незамысловато, без всякой романтической муры: или ты вставляешь, или тебе — и погнали.

Разгоряченный, Фарф почти не чувствовал боли, так что Шульдих с ним не церемонился: пихался, царапался, кусался, трахал как хотел. Ну и в ответ все то же, конечно, но тут уж Шульдих не был в претензии. С Фарфом выходило горячо и весело, а что еще требуется от классного секса?

Вот, спрашивается, пижон этот, Кроуфорд, смог бы так? Подставить свою, блин, задницу класса «А плюс» или как следует обработать чужую? Любопытно, как бы у него вышло. Не то чтоб Шульдих всерьез собирался проверять, конечно. На фиг. В жизни все хорошо не бывает, верно? Если у кого-то зашибись какая задница, характер наверняка мерзкий.

Даже Фарф… блин. Шульдих забрался с ногами в кресло и обиженно уставился на спящего любовника. Мелкие стычки — неизбежное зло совместного проживания, работы и траха. В принципе, Шульдих даже был готов с ними мириться, но порой становилось досадно. К примеру, Фарф наотрез отказывался сосать, хоть ты тресни. И что ему втемяшилось?

Периодически Шульдих начинал новую атаку на позиции противника: только что колесом не ходил, приводил аргументы, раздавал обещания, мило улыбался, обиженно надувался, грозил, как-то раз даже пробовал надавить телепатически — а вот фиг. Фарф обладал завидным упорством, достойным лучшего применения.

— Это ведь не содомский грех, никаких запретов, небось, — с сомнением протянул он пару часов назад и тут же нагло заявил: — Если это так классно, сам мне и соси.

— Вот еще, — фыркнул Шульдих, — ты потом опять отмажешься. Нет уж, ты первый.

Ну и снова-здорово: Фарф уперся рогом, и все пошло по накатанной. Как всегда. Потом они, конечно, помирились: когда у двух парней в одной койке стоит, трудно долго ругаться. Потом Шульдих даже позволил оттрахать себя с приставленным к горлу ножом — был у Фарфа такой фетиш. Но выросшая в неожиданном месте непрошибаемая стена раздражала.

Это ж как Кроуфорд: вроде и задница в наличии, и между ног полный комплект, а толку? Шульдих сцепил пальцы на колене. Интересно, берет ли лидер в рот. А что? Такие губки… и язык без костей, судя по разговорам.

Он размышлял об этом на следующий день, изнывая от скуки на пресс-конференции клиента. Телохранитель — вообще не работа, а тоска зеленая. А уж там, где даже чихают по пропускам и спецразрешениям… Вот и лезла в голову всякая чушь. Тем более, Кроуфорд как раз рассекал толпу журналистов как какой-нибудь хренов линкор.

— Ты на него пялишься, — торжествующе заметил подкравшийся сзади Фарфарелло.

Шульдих чуть не подпрыгнул:

— Вот еще! — возмутился он. — Триста лет он мне сдался.

— Зелен виноград? — Фарф с деланным сочувствием похлопал его по плечу. — Спорим, я уложу его в койку раньше?

— Что?! — Шульдих аж задохнулся. Ничего себе наглость! — Да ты… да он… да он у меня с рук есть будет, если захочу! — для убедительности он помахал означенными руками перед носом Фарфа.

— Ну-ну, попробуй, — скептически хмыкнул тот. — Это со мной можно запросто, а к нему подход нужен.

Он еще и ухмылялся! После того как вчера опять оставил Шульдиха без вожделенного минета. И смел заявлять, что найдет какой-то там подход! Нет, терпение лопнуло. Шульдих развернулся и отчеканил:

— Спорим. Кто первый завалит его в койку — тому приз.

— Какой? — деловито уточнил Фарф. Он вообще порой бывал чересчур практичен и меркантилен.

— Минет, — отрезал Шульдих. — Посреди гостиной.

Фарф задумчиво поскреб подбородок:

— Почему в гостиной? Туда же может прийти Кроуфорд.

— Вот именно потому. Просто минет — это развлекуха в постели, а не приз.

Фарф заколебался: наморщил лоб так, что едва не съехала повязка. Шульдих было хотел сунуться в его мысли и выяснить, что там творится, но тут, легок на помине, объявился Кроуфорд.

— Шульдих, просканируй аудиторию еще разок, — безапелляционно распорядился он. — Фарфарелло, последи за тем парнем в джинсовой куртке, что-то он мечется по залу.

— Кроуфорд, он же фотограф! — закатил глаза Шульдих. — Конечно он мечется, ракурс ищет!

— Я спрашивал твоего совета? — издевательски поинтересовался лидер. Скотина. Шульдих мысленно пожелал ему удавиться собственным галстуком, но распоряжение выполнил.

Фарф все равно погнался за фотографом и ходил теперь за ним как привязанный. Да и копаться у него в башке себе дороже: та еще каша, на минуту сунешься — за полдня не выдерешься. Мозгов-то, может, и нет, зато извилин до фига.

До конца мероприятия пересечься с Фарфом так и не удалось. Кроуфорд наматывал круги вокруг обоих, раздавал указания, сыпал уточнениями и всячески мешал жить. Уже садясь в машину Фарф улучил момент и тихо шепнул Шульдиху:

— Согласен, по рукам, — и хлопнул по протянутой ладони.

Оставалось выполнить условие — и наслаждаться заслуженной победой. Шульдих довольно потер руки. В сверхспособности Фарфа в деле завоевания начальства он, разумеется, не верил. Кое в чем берсерк был, конечно, охрененно хорош, но в целом назвать его соблазнительным язык не поворачивался. По этому пункту Шульдих определенно мог дать ему фору.

Что, по сути, и сделал. Не нарочно, просто так получилось: целую неделю изучал позиции и разрабатывал стратегию. Неторопливо и вдумчиво — не иначе, от Кроуфорда подцепил эту дурацкую манеру, а заодно и хренову уйму заумных словечек и языколомных выражений. Но когда детальный план уже почти вырисовался из мутных идей, неожиданно все решил случай.

На дворе стояла глубокая ночь, когда Шульдих вспомнил о забытом в гостиной порножурнале. Шикарное издание, не из дешевых, обидно, если Кроуфорд найдет и выкинет такую красоту. Дело было за малым: на цыпочках прокрасться мимо спальни лидера, забрать журнал и вернуться к себе. Раз плюнуть.

Вот только гостиная оказалась не пуста. На диване, вольготно развалившись, сидел растрепанный Кроуфорд в пижаме и листал… тот самый журнал. Внимательно, мать его, рассматривая картинки. Шульдих аж облизнулся: вид у начальства был… да с таким выражением лица впору уже вовсю рукой в трусах работать! Ну и ну!

Для верности Шульдих прислушался к ментальному фону. Так и есть: от Кроуфорда едва пар не шел. Свою удачу Шульдих упускать не собирался.

— Теорию изучаешь? — ехидно осведомился он.

— А что, предлагаешь попрактиковаться на тебе? — не остался в долгу Кроуфорд. Сам ведь в руки шел!

— Ну, если не слабо… — поддел его Шульдих, демонстративно потягиваясь. Футболка задралась, обнажая узкую талию и плоский живот. Надрочился на картинки? Ха, вот тебе 3D.

— Смотри, напросишься, — усмехнулся Кроуфорд, привстал и поймал Шульдиха за руку. Рывком притянул и усадил рядом. Возбуждение шло от него нефиговой такой волной. — Тут или ко мне? — спросил он, бесцеремонно вытряхивая Шульдиха из одежды.

— К тебе, — пробормотал тот, решив соблюсти приличия. Блин, кто ж знал, что этот калькулятор так заведется! Давно бы подкинул хорошей порнушки. Гляди-ка, как его проняло!

Голая задница Кроуфорда оказалась еще роскошней, чем в брюках. Совершенно, абсолютно прекрасная — и столь же недосягаемая. Шульдих едва не взвыл от досады. Ладно, успеется, лиха беда начало.

Не сказать, что Шульдих позволил себя трахнуть. В корне неверная формулировка. Во-первых, спрашивать позволения Кроуфорд не собирался. Во-вторых, если бы вздумал терять время на такую фигню, Шульдих бы ему врезал.

Быстрый яростный трах — это бывает круто. Особенно с кем-нибудь, кто знает в этом толк. Кроуфорд, скотина, определенно знал. Шульдих извивался под ним ужом и шипел соответственно, ругался сквозь зубы и скреб простыню, только бы не стонать в голос и не просить какое-нибудь дурацкое «еще».

Ни фига не похоже на секс с Фарфом, глупо сравнивать. Соввсем иначе — и, блин, не менее охрененно. Даже жаль, что во всем прочем Кроуфорд оставался самым что ни на есть яблочным огрызком. Такие способности пропадают!

Заснуть Шульдих не мог. Кроуфорд давно сопел в подушку, по-хозяйски закинув руку нечаянному любовнику на грудь, а сердце у этого самого любовника все еще прыгало и тарахтело вовсю. Классное начало ночи стоило заполировать чем-нибудь не менее впечатляющим.


Потихоньку выбравшись из начальственной постели, Шульдих прокрался в комнату Фарфа и потряс того за плечо:

— Эй, слышишь?

— Чего тебе? — сонно буркнул тот.

— С тебя приз, — ухмыльнулся Шульдих. — Мы с Кроуфордом только что накувыркались до звездочек перед глазами.

— Ну и ладно, — Фарф попытался натянуть одеяло на голову, — теперь спи иди.

— Не-ет, — Шульдих отобрал одеяло, — за тобой должок. Минет, помнишь?

— Что, сейчас? — единственный глаз смотрел с укоризной, Шульдих едва не повелся. Но тут же вспомнил, сколько времени безуспешно уламывал Фарфа отсосать, — и сочувствия заметно поубавилось.

— А когда? Утром, когда Кроуфорд будет по дому шариться?

— Ладно, хрен с тобой, — смирился Фарф и наконец вылез из-под одеяла. Шульдих довольно прижался к нему всем телом. Теплый и мягкий, спросонья не всегда вписывающийся в повороты, Фарф был очарователен.

В гостиной дело вдруг застопорилось. Позу меняли трижды, и Шульдих уже начал терять терпение: сидя, видите ли, член не туда упирается, лежа — колени мешают, у стенки мало места… Психанув, Шульдих встал посреди комнаты и объявил, что больше не сделает ни шагу.

Фарф невозмутимо пожал плечами, опустился на колени и взял член в рот. Блин. Шульдих закусил костяшку пальца, чтоб не кончить сразу. Язык у Фарфа аж обжигал. Поди сдержись, не толкайся навстречу!

От удовольствия Шульдих зажмурился, а когда открыл глаза, в дверях маячил Кроуфорд. Голый и в очках. С наполовину вставшим членом. Фарф его, ясное дело, не заметил, усердно работал языком и не отвлекался. Кроуфорд пялился во все глаза, Шульдих медленно заливался краской.

Он никак не мог решить, что делать: оттолкнуть Фарфа или притянуть, возмутиться или извиниться. Тем временем Кроуфорд отлепился от дверного косяка и шагнул Шульдиху за спину. И раньше, чем тот опомнился, цепко ухватил за талию.

— Не дергайся, — строго велел он, сунув руку Шульдиху между ног и сжав яйца. Тот охнул, покачнулся и рефлекторно расставил ноги, чтоб не упасть. Фарф притих, но член изо рта не выпустил.

— Умница, — мурлыкнул Кроуфорд и раньше, чем Шульдих успел что-либо ответить, вогнал член целиком. Так резко, что Шульдих вскрикнул и попытался вырваться. Ага, сейчас. Фарф невозмутимо причмокнул и зашарил у себя в трусах.

Мысли все как ветром сдуло. Они вообще фигово держатся в голове, когда ты зажат между двумя классными, возбужденными до звона в яйцах парнями. Кроуфорд держал жестко и трахал короткими сильными толчками. Фарф подстроился под его ритм, сосал и дрочил себе.

Шульдих дрожал и рычал, всхлипывал и кусал губы, царапал то Фарфа, то Кроуфорда — до кого дотягивался. Тяжелое густое удовольствие распирало изнутри, заставляло скулить и хныкать, когда в задницу снова и снова вбивался Кроуфорд, а на члене неожиданно ловко и умело плясал язык Фарфа.

Не выдержал Шульдих первым: кончил, отчаянно забившись между своими партнерами. Те не заставили себя ждать, и ментальный фон пошел раскатистыми волнами, от которых и вовсе сносило крышу. Обессиленный, Шульдих привалился к Кроуфорду и оперся на Фарфа. Ноги ни фига не держали.

И только немного отдышавшись, он осознал произошедшее. Вот же влип… Нервно сглотнул и осторожно выскользнул из объятий сокомандников.

— Ты… — как можно спокойнее начал он, — ты чего так поздно? Ты же жаворонок.

— Жаворонок, — безмятежно согласился Кроуфорд. — А сейчас рано. В окно глянь: утро уже.

— А… — глубокомысленно отозвался Шульдих. — Ну, раз уже утро, я умываться, — он бочком двинулся к двери.

— Выйдешь из душа — кофе нам свари, — крикнул вслед Кроуфорд. Была у него отвратная привычка — всеми распоряжаться. Постоянно приходилось себе напоминать, что лидер имеет на нее право по должности. Но спорить Шульдих не стал: лучше потом варить кофе, чем сейчас объясняться с Кроуфордом. Фарф наверняка сам справится, он же находчивый.

Запершись в ванной, Шульдих чувствовал себя предателем, но мылся намеренно долго — в надежде, что за время его отсутствия все как-нибудь утрясется. Секс — это хорошо, классный секс — просто замечательно. Но не стоило забывать о яблочном огрызке во всех его разнообразных воплощениях.

* * *

Дверь ванной закрылась на защелку. Фарфарелло неловко поднялся, потряс затекшей левой ногой и с сомнением глянул на заляпанные трусы.

— Умываться он… — проворчал Фарфарелло. — Эгоист.

— Что есть, то есть, — вздохнул Кроуфорд и предложил: — Пошли на кухню, там кран и полотенца.

— Повязку возьму.

— Да ладно, все свои, пошли, — Кроуфорд потянул за руку. — Шульдих там еще с полчаса прятаться будет.

Минут через пять, кое-как приведя себя в порядок, он открыл окно, нашел на холодильнике початую пачку сигарет, присел на подоконник и закурил, блаженно прикрыв глаза.

— Вышло, надо же! — неверяще покачал головой Фарфарелло, пристраиваясь рядом.

— В следующий раз не будешь со мной спорить.

— А ты можешь устроить следующий раз? Хочу, чтоб мы его с двух сторон. Чур я спереди.

На улице было по-утреннему свежо, холодный воздух пощипывал кожу. Кроуфорд глубоко затянулся, запрокинул голову и выпустил струю дыма.

— Заметано, — хмыкнул он, — сделаем. Только дай ему сперва немного отойти.

— Он вообще ничего парень, — подумав, признал Фарфарелло, — эгоист только.

— Значит, будем исправлять, — Кроуфорд затушил окурок о жестяной карниз и щелчком сшиб на землю. — Вот видишь, уже и удовольствие нам портить не стал, и кофе сейчас сварит. Не безнадежен.

---

29.12.2010 в 00:53

Пишет  Weiss Kreuz Karneval:

"Огонь и солнце", фик для ~ Вечно виноватый ~
Для: [J]Scheinschreiber[/J] (~ Вечно виноватый ~)
От:

Название: Огонь и солнце
Автор: [J]Пухоспинка[/J]
Пейринг: Едзи/Шульдих, Кроуфорд/Шульдих
Категория: слэш
Жанр: драма
Рейтинг: NC-17
Размер: мини (12 тыс. зсп)
Предупреждение: мат

Читать фик

– Какого хрена ты к нему таскаешься?

Кроуфорд стоит, засунув руки в карманы брюк. Рукава рубашки закатаны по локоть, на запястье поблескивает «Ролекс». Шульдих изучает Кроуфорда, скользит взглядом по расслабленной фигуре, рассматривает шею и грудь в вырезе полурасстегнутой рубашки.

– Шульдих? – вопрос звучит обманчиво мягко. Как перед ударом. Кроуфорд на пределе. Он не понимает.

Это было бы очень смешно – не понимающий ни черта Кроуфорд – если бы Шульдиху не было так хуево. Он смотрит на свое отражение в оконном стекле: на бледном лице темнеет щетина, под глазами залегли тени, сухие губы сжаты в полоску.

Пора сваливать. Потом он вернется в еще худшем состоянии. Рациональный Кроуфорд не понимает, зачем телепату такая жизнь. А Шульдих не собирается рассказывать, что «до» и «после» не имеет значения, главное – ему хорошо «во время». Хоть ненадолго, но хорошо.

Он поднимает взгляд – глаза Кроуфорда скрыты за бликующими стеклами очков, даже предположить невозможно, о чем тот думает. Телепатические способности Оракула слабы, очень слабы – но их хватает, чтобы держать разум на амбарном замке. Его можно взломать – иногда Шульдих развлекается, представляя, как он это сделает.

Облизывает сухие губы:

– Телефон не отключаю.

Он разворачивается, идет к двери, чувствуя, как взгляд Кроуфорда впивается между лопаток. Когда-нибудь он поймет. Может быть.

***

Шульдих открывает поцарапанную железную дверь и слышит хрипловатый голос:

– Я скучал.

Балинез трется о Шульдиха, словно сонный кот, утыкается в шею и перебирает пряди волос. Его пальцы – тонкие, длинные, чуткие – всегда в движении, они ласкают кожу за ухом, щекочут кадык, невесомо ощупывают лицо, словно Кудо не доверяет своим глазам.

Шульдих прислушивается к знакомым мыслям – они текут лениво, как река. Эмоции Ёдзи болезненны до рези в висках – и окатывают теплом, смешанным с настороженностью. Он тянется к Кудо, греется о дрожащий огонек его сознания; сведенные мышцы расслабляются, внутри расходится тугой узел. Шульдих гладит Едзи по плечам и зарывается пальцами в распущенные волосы.

– Трахни меня.

С Балинезом хорошо и просто – его не надо уговаривать. Он просто сдергивает с Шульдиха штаны, разворачивает лицом к стене и засовывает пальцы ему в задницу.

– Зажатый, – шепчет Кудо. – Люблю, когда ты такой зажатый. Люблю…

Он грубо растягивает задний проход, тяжело дыша в затылок. Липкие, полные возбуждения мысли обволакивают Шульдиха с ног до головы, он улавливает желание Едзи и, не дожидаясь просьбы, широко расставляет ноги, прогибаясь в пояснице.

Шорох открываемого тюбика со смазкой проходит мимо сознания по касательной, Шульдих забывает о нем сразу же, как только скользкая головка толкается ему в анус. У Кудо большой член. Почти такой же большой, как…

Шульдих стонет, тянется к своему паху, пока Едзи вколачивается в его задницу. Сейчас эмоции Кудо напоминают рев ветра, а мысли скручиваются в темный водоворот из образов – распятого, подчиненного, с красными отпечатками пальцев на белых ягодицах Шульдиха…

Едзи кончает с коротким всхлипом, сползает на колени и утыкается лицом Шульдиху между ягодиц. Он вылизывает растянутый, саднящий анус, целует рассыпанные по коже веснушки, мурлыча, словно кот.

Шульдих смаргивает, отгораживаясь от мыслей Едзи, и быстро дрочит. Сперма брызгает между пальцев, цветочный рисунок обоев раскрашивается потеками. Шульдих устало прислоняется лбом к стене и ждет, когда перестанет колотиться сердце.

Балинез встает, отвешивает ему шлепок и, не застегивая штанов, идет на кухню. У открытой форточки вытряхивает из пачки последнюю сигарету и жадно затягивается. Влезает с ногами на широкий подоконник и следит голодным взглядом за Шульдихом. Тот сбрасывает упавшие до щиколоток брюки, отыскивает салфетку и вытирает пальцы. По бедрам, остывая, стекают остатки спермы – откуда в этом кобеле столько – а вместе с ней уходит тепло.

– Иди сюда, – Балинез похлопывает ладонью рядом.

Его улыбка освещает крохотную кухню, Шульдих садится рядом и расслабляется, когда Едзи притягивает его к себе, прижимает к груди и целует в макушку.

– Кудо, ты перепутал меня с одной из своих девок…

Балинез продолжает молча курить. Шульдих снова пропахнет табаком, он откидывает голову на плечо Едзи и довольно жмурится, втягивая горьковатый запах дыма. Кроуфорд будет в бешенстве.

Потом Кудо трахает Шульдиха на широкой кровати, единственном месте в холостяцкой квартире Балинеза, содержащимся в идеальном порядке – простыни пахнут крахмалом, лавандой и смазкой. Кудо большой, теплый и голодный, его руки скользят по телу, кажется, что они везде. Шульдих выгибается, продлевая ласку, широко разводит ноги и подтягивает колени к груди, предлагая себя. Едзи засовывает внутрь пальцы, ласкает простату, и от этого тело наполняется сладкой истомой.

Балинез засыпает, вытянувшись на кровати во весь рост, на запястье – поцарапанные часы с погнутым корпусом, он их никогда не снимает. Однажды Едзи серьезно сказал, сплющивая окурок о лакированную поверхность стола: «Бросишь меня – задушу». Сдохнуть можно, какая патетика. Шульдих сворачивается клубком и смотрит на мерно вздымающуюся грудь Кудо.

Когда заканчивается секс – приходит откат. Это закон. Каждый раз Шульдих притаскивается домой оттраханный, разбитый, со сбоящим даром. Кроуфорд давно на пределе, отношения напарника с Кудо не вписываются в его картину мира, он не может их контролировать. А все, что он не контролирует, Кроуфорд уничтожает. Балинез хмурится, и Шульдих инстинктивно успокаивает его, погружая в глубокий сон.

Мысли едва двигаются – тяжелые, словно булыжники, и такие же бесполезные. Шульдиха учили работать с чужими головами, но он не знает, что делать со своей. В постели с любовником одиночество ощущается почему-то всегда острее. Он возится, придвигаясь ближе к Едзи, но не решаясь прикоснуться к нему. Если опустить челку на лицо, станет темно. Никого нет, я в домике. Шульдих смеется, уткнувшись в подушку, сползает с кровати и стекает на пол.

Поднимается и шлепает босыми ногами к бару – у Едзи отличная коллекция алкоголя, купленная на деньги Шульдиха. «Балблейр», пожалуй, подойдет. Залпом выпивает стакан, горло перехватывает, и Шульдих давится кашлем – он не хочет разбудить Балинеза. Только не сейчас. Потом, когда-нибудь они надерутся вместе. В желудке разгорается огонь, растекается в разные стороны и Шульдих торопливо наливает второй стакан. Так намного лучше.

А сейчас ему надо позвонить.

Кроуфорд берет трубку после первого гудка.

– Идите на задание без меня.

– В чем дело?

– Имею право на отвод. Я никогда им не пользовался, Кроуфорд, я имею право на отвод. Сегодня я не могу идти на задание.

Кроуфорд молчит, и Шульдих тоскливо вслушивается в тишину на том конце линии. Сердце обреченно сжимается.

– Окей, – коротко роняет Кроуфорд и кладет трубку.

Шульдих пьет виски прямо из горлышка. Он лежит, уткнувшись в скрещенные руки, его трясет, лицо заливают слезы. Где-то стоит бутылка, или лежит, но это уже неважно, на ковре под ногами – осколки и пятно, остро пахнущее спиртом. Шульдих отламывает горлышко у очередной бутылки, на руках остаются порезы, и он слизывает с ладоней кровь. Черная дыра в груди не уменьшается, скоро она поглотит весь мир. И тогда можно будет не дышать, потому что сейчас это тяжело, горло болит от каждого глотка кислорода.

Чьи-то руки отрывают его от стола, Шульдиха волокут по полу, он бьется коленом о косяк, по глазам лупит яркий белый свет. В а следующий момент на него обрушивается поток ледяной воды.

Шульдих пытается встать, но скользит в ванне и падает. Сильные пальцы разжимают челюсть, словно щенку, лезут в рот – нет, совсем не так, как надо – а грубо, доставая до самых гланд – давят, Шульдиха начинает рвать.

Перед лицом маячит стакан, Шульдих мотает головой, отворачивается, но ему снова разжимают челюсти и вливают холодную воду в глотку. Его опять выворачивает наизнанку, горло горит, словно по нему прошлись наждачной бумагой, из глаз льются слезы.

От холода его колотит, хочется сдохнуть, сдохнуть, сдохнуть. Шульдих смотрит сквозь мокрые пряди, облепившие лицо, на Кроуфорда. Его костюм залит водой, галстук расстегнут, рукава пиджака мокрые по локоть. Он выкручивает кран и набрасывает на Шульдиха огромное пушистое полотенце. Белое.

А потом начинает растирать его – сильно, жестко; Шульдиха мотает из стороны в сторону, зубы продолжают стучать. Кудо появляется в дверях ванны бесшумно, но в ту же секунду слышится щелчок предохранителя – Кроуфорд бесстрастно рассматривает Балинеза, целясь ему в лоб. А потом довольно улыбается.

Шульдих изучает помертвевшее лицо Кудо, отмечает муть, затягивающую его глаза – в последнее время она почти исчезла – желваки на высоких, четко вылепленных скулах, дрожание ресниц. Едзи медленно отступает вглубь комнаты, поглаживая запястье.

Кроуфорд толкает Шульдиха вперед, и он путается в длинном, обернутом вокруг талии полотенце, откидывает волосы назад и смотрит на Едзи. Мысли Кудо полны такого восхитительного страдания - Шульдих мог бы остаться только ради них. Ненадолго. Он смог бы.

Он изучает Едзи, смакует его надежду, единственная внятная мысль – «Останься» – ласкает теплом. Она такая яркая, что Шульдих чувствует присутствие Кудо, даже зажмурившись и подняв свои щиты. Шульдих уходит, его все еще ведет от выпитого, и он цепляется за перила, спускаясь по лестнице. Позади слышится легкая поступь Кроуфорда.

Коротко пищит сигнализация, Кроуфорд распахивает дверь машины, толкает Шульдиха на переднее сиденье и рвет с места. Шульдих обхватывает себя за плечи и меланхолично говорит:

– Он меня придушит.

Кроуфорд замирает, его взгляд плывет, и Шульдих привычно хватает руль, выворачивая на обочину. Машина замирает.

– Не придушит, – уверенно отвечает Кроуфорд, усмехнувшись. Не глядя, тянет руку на заднее сиденье и достает пушистый плед. Встряхивает его – темно-зеленая шерсть в крупную клетку почему-то пахнет хвоей – разворачивается лицом к Шульдиху, осторожно укутывает его и вдруг говорит: – Иди ко мне.

Шульдих не верит, но какая, в сущности, разница? Он тянется к Кроуфорду, льнет к его груди; мокрый костюм холодит кожу, но от Оракула идет тепло, такое тепло, что Шульдих сминается в гармошку, плавится в его объятьях.

Кудо – это огонь. Пламя костра, к которому можно протянуть озябшие руки. Но стоит отойти на пару метров, как ночной холод набрасывается, разрывая душу в клочья. Дружеские объятья Кроуфорда – солнце, сияющее в миллионе километров. Бесконечный источник тепла и света, познав который, уже невозможно оторваться.

Шульдих дрожит, а Кроуфорд тихо поглаживает его между лопаток.

– Я тебя не люблю, рыжий.

Это не имеет значения, если можно вдыхать запах одеколона и кожи Кроуфорда и согреваться в кольце его рук. Шульдих кивает, он согласен. Только хочется знать, откуда взялся Кроуфорд, почему он его вытащил. Почему…

Он неожиданно легко проваливается в сознание Оракула. Там тихо и пусто, Кроуфорд без очков, он стоит, скрестив руки на груди, и широко ухмыляется. Он здесь совсем другой, легкий и несерьезный. Молодой.

Кроуфорд смеется и швыряет ему в лицо свои воспоминания – о том, как Шульдих, надравшись, вломился в его разум, пройдя сквозь щиты словно сквозь рисовую бумагу, о том, что нес в пьяном бреду, а потом вывалился из сознания, оставив после себя растерзанный разум и дикую мигрень.

Это пиздец. Солнце взрывается черной дырой, затягивает внутрь, сминая и раскатывая на молекулы.

– Но я буду рядом всегда, когда попросишь, – добавляет Кроуфорд, и Шульдих обмякает. Грубая манипуляция – профессионал внутри надрывается от хохота. Кроуфорд всегда предпочитал идти напролом. Но сил на ненависть нет – слишком хорошо.

Черт, ему не хорошо, он готов сдохнуть от счастья. Прямо сейчас. Кроуфорд продолжает его обнимать, непривычно, слишком сильно, слишком властно, и Шульдих проваливается в сон. Его последняя мысль о Балинезе. Мстительный сукин кот никогда не бросал слова на ветер – он действительно попытается придушить Шульдиха. Надо устроить ему обширную амнезию. Как-нибудь. При случае. И плевать, что там привиделось Кроуфорду.

---

26.12.2015 в 17:04

Пишет  Weiss Kreuz Karneval:

"Традиции домашнего чаепития", фанфик для Доктор Амбридж

Для: Доктор Амбридж
От:

Название: Традиции домашнего чаепития
Пейринг: Кроуфорд/Шульдих, Ран
Категория: слэш
Жанр: романс, элементы детектива
Рейтинг: PG-13
Размер: мини, 3024 слова (20,1 тыс. знаков с пробелами)
Предупреждение: АУ, неканон; Кроуфорд и Шульдих – не паранормы и не твари тьмы, хотя и не ангелы; ХЭ
Саммари: чем иногда заканчиваются служебные романы

Сейчас


Приехать в Токио накануне Рождества было плохой идеей. Не надо было этого делать. Поездка напоминала попытку склеить разбитую на черепки любимую чашку.

Токио для Кроуфорда как закрытая книга, но когда он узнал о смерти Такатори, не смог отказать себе в удовольствии убедиться в этом собственными глазами. Убедился.

Ублюдок заслужил смерть тысячу раз, и не в такой обыденной форме: его бронированный автомобиль взлетел на воздух, а некролог из нескольких нейтральных строк на первых полосах газет поставил точку в этой истории.

Кроуфорд и не ожидал ничего другого. В Японию он приехал не только для того, чтобы узнать правду. А потому, что…

И это было еще одной плохой идеей.

Лучше бы ему, конечно, остаться дома и провести эти дни, как полагается законопослушному гражданину, каковым Кроуфорд, разумеется, не был. Погрузиться в завораживающую предрождественскую атмосферу, действующую даже на такого серьезного делового человека, присоединиться к радостно суетящейся в предвкушении праздника толпе, выкроить время для себя, раз уж никого другого, с кем он мог бы разделить этот светлый день, не нашлось.

Рождество было временем воспоминаний, и Брэд предпочитал проводить его вне дома – заказывал столик в ресторане, лениво скучал там, пока не кончалась выпивка и вкусная еда, а потом возвращался к себе в квартиру.

Всегда один. Из года в год.

Одиночество – вещь удивительно умиротворяющая. Кроуфорд не жалел, что его жизнь сложилась так, как сложилась, а не иначе. Пока немногие его приличные знакомые суетились в поисках подарков родным и друзьям, Кроуфорд подводил неутешительные итоги: еще один год без Шульдиха прошел без особых потрясений – акции выросли, финансовая система не рухнула, а стоимость барреля нефти так и не опустилась ниже низшей отметки, предсказанной аналитиками.

«Все не так плохо», каждый раз убеждал он себя. Прибавка на счете радовала круглыми цифрами нулей, а за подарками Кроуфорд не гонялся. Свой подарок он однажды уже получил и лично отдал в чужие руки. Запаковал и вручил ненавистному получателю, только что не перевязав ленточкой. А Ран Фуджимия даже не сказал ему спасибо. Вот и верь после этого в хваленую японскую вежливость.


Три года назад


Шульдих уже работал на Такатори, когда в штате появился Кроуфорд – специалист «для мокрых дел», как ехидно назвал его немец.

– Но это только между нами, да, Брэд? – доверительно прошептал он.

– Кроуфорд, – оборвал тот. – Брэд – только для близких друзей.

– А-а! – Шульдих пожал плечами с напускным равнодушием. – Буду знать. Может, и мне повезет оказаться в их числе?

– Попробуй, – скупо улыбнулся Кроуфорд, искренне надеясь, что чаша сия его минует.

Не хотел привлекать к себе лишнего внимания. Служебный роман – не его конек, да и Шульдих слишком заметная персона для небольшой интрижки. Тем более, что Кроуфорд не имел намерения задерживаться в Японии надолго. У него были причины временно покинуть любимую Европу, и Токио показался не худшим вариантом. Мерзких типов, вроде его нынешнего работодателя, хватало и там, и здесь, так что особой разницы он не почувствовал.

На Такатори работало много разных людей. Лучше сказать, кто только на него не работал, учитывая разнообразные интересы корпорации «Критикер» на внутреннем и внешнем рынке. Среди них не было только болтунов и предателей, способных выдать грязные тайны, которых у господина Такатори было в избытке.

А если бы такие идиоты появились, Кроуфорду надлежало от них избавиться как можно скорее и, желательно, в результате превентивных действий. Что ж, ему не привыкать. Начальник службы внутренней безопасности. Так называлась его должность. Очень ответственная должность. Она давала много возможностей, но Брэду нравилось думать, что его главная задача – предвидеть опасные ситуации и находить способы, как их своевременно избежать. Он не пророк, но что-то вроде того. И он не намеревался размениваться по мелочам, как, например, банальный секс на рабочем месте.

В первый же день знакомства с персоналом Кроуфорд с удивлением узнал, что Шульдих является личным телохранителем господина Такатори, а не кем-то вроде экзотического эскорт-сопровождения или мальчика для развлечений. Поначалу типично американский менталитет Кроуфорда бунтовал против нестандартно яркой, бросающейся в глаза внешности телохранителя. Так бунтует желудок, не принимающий незнакомую еду, какой бы полезной она не была.

Вновь назначенного начальника службы безопасности раздражало все: ядовито-рыжие волосы, действительно рыжие, как апельсины на снегу; теплая алебастровая кожа (и неважно, что алебастровая пыль, оседая в легких, может стать смертоносной); зеленые похотливые глаза, большой рот с улыбкой довольной собой акулы.

У господина Такатори были и другие телохранители – незаметные, безукоризненно вышколенные субъекты, однако на все действительно важные мероприятия его сопровождал Шульдих. Как бельмо на глазу, честное слово. И поэтому Шульдиха хотелось… да просто хотелось – во всех позах и смыслах, какие подсказывала богатая фантазия Кроуфорда.

Возмущение рыже-зеленой живой мишенью скоро прошло – Шульдих доказал, что не зря маячит рядом с Такатори, оттягивая взгляды на себя.

– Я что-то вроде громоотвода для большого босса, – пояснил он после очередного покушения на главу корпорации «Критикер», во время которого Шульдих получил небольшое ранение.

Кроуфорду пришлось его перевязывать прямо в комнате для охраны, пропуская мимо ушей бессвязные реплики все еще возбужденного адреналиновой атакой немца. Все, кроме одной, сказанной вполне нормальным тоном, без перехода, вне связи с предыдущими словами:

– Ну что? Я заслужил право звать тебя Брэд?

– Смотря что ты под этим подразумеваешь? – отозвался Кроуфорд.

– А что бы ты хотел? – переадресовал вопрос Шульдих, лукаво улыбаясь.

Во всем, что он делал, была некая провокация или недоговоренность. Вот и сейчас: что это было? Намек? Предложение? Обещание?

Взвесив все за и против, Кроуфорд взял инициативу в свои руки. В этом он был хорош, как никто, потому что в совершенстве владел умением очертить рамки, установить границы, определить координаты. Не зря безопасность корпорации «Критикер» лежала на его плечах.

– Секс. Без обязательств. Без претензий. Я сверху, но пожелания принимаются. Любые, – заметил он.

Он мог бы поклясться, что Шульдих облизнулся.

– Я согласен.

С этого момента жизнь обрела особую остроту.

Секс с Шульдихом напоминал поход по минному полю без предупреждающих знаков. Никаких тебе табличек: «Keep out! Fire!» Иногда они проваливались в ямы, натыкались на колючую проволоку, но в целом – научились обходить опасные места. Ради обоюдного удовольствия. Ничего больше.

Про Рана Фуджимию Кроуфорд узнал не сразу и не от Шульдиха. О его отце, бывшем деловом партнере господина Такатори и давнем (как говорили) друге, он, разумеется, слышал, как и о несвоевременной смерти в автокатастрофе обоих родителей Фуджимии-младшего. Но все это было до появления Кроуфорда в «Критикер», а в то, что было до него, осторожный американец предпочитал не вмешиваться.

Он, конечно, не верил удачному стечению обстоятельств – очень уж счастливо совпал момент катастрофы и приобретение господином Такатори исключительных прав на новые разработки, которыми Фуджимия-старший занимался в течение долгих лет в возглавляемой им фармацевтической лаборатории. Складывалось ощущение, что, как только тот завершил свои исследования, – его убрали.

Может быть, так оно и было, но Кроуфорда не интересовали доказательства собственной правоты. Он больше полагался на интуицию, потому что она его никогда не подводила, и откровенно презирал благородные порывы. Такатори платил ему достаточно большие деньги, чтобы рассчитывать на ответную лояльность, а что там стояло за старой подозрительной историей с Фуджимией – не его дело.

Ран Фуджимия казался Кроуфорду глупым борцом с ветряными мельницами, а его нападки на бывшего партнера отца с обвинениями в смерти родителей – настоящим помешательством. Чего он этим хотел добиться? Справедливого возмездия? Это было даже не смешно. Мести? Тогда не стоило оповещать о своей ненависти к Такатори весь Токио.

Кроуфорд все ждал, когда ему прикажут разобраться с Фуджимией. Не самому, конечно. Для таких поручений у Такатори были специальные люди. Не дождался. Вместо этого к нему пришел Шульдих – как раз незадолго до Рождества.

Собственно, он довольно часто заходил без приглашения, но это был особый случай. Минутка откровенности в его исполнении совершенно не походила на рождественский подарок, и хотя Кроуфорд в Японии перестал измерять время не японскими понятиями, такой подставы он не ожидал.

Как ни в чем не бывало, Шульдих признался, что встречается с Раном Фуджимией или, как он его назвал, Аей, и не хочет больше обманывать Кроуфорда, а значит, их быстротечный роман можно считать завершенным. Прямолинейно, зато честно. И ведь не возразишь, раз уж с самого начала у них подразумевался просто секс.

– Почему Айя? – спросил Кроуфорд, впервые в жизни растерявшись от такой наглой откровенности.

На его памяти Рана называли не иначе, как «этот сумасшедший Фуджимия».

– В честь сестры. Мило, правда? Она до сих пор в коме, и Ран решил взять ее имя. Ты же не злишься на меня? Все было классно.

Кроуфорд не злился. Он просто кипел от бешенства и разочарования, узнав, что его предпочли странному красноволосому япошке. Но аргументов против этой необычной связи у него нашлось немного.

– Он слишком хорош для таких, как мы.

– Говори за себя, Брэд.

Кроуфорд мог бы сдать Шульдиха «хозяину», просто намекнув, что рыжий телохранитель спутался с врагом – не врагом, так, мелким недругом господина Такатори. Не сдал. Шульдих сильно рисковал, когда рассказывал ему о своих шашнях с Фуджимией, а Шульдих никогда не рисковал понапрасну, в этом Кроуфорд успел убедиться. Не получив внятного объяснения новому увлечению немца, он принял его как свершившийся факт и никому ничего не сказал – из солидарности, скорее всего.

После того, как Ран в очередной раз ворвался в здание корпорации «Такатори» с воплями «Шине!», размахивая катаной, словно в плохом боевике, у Такатори кончилось терпение.

– Ну, все! Этот мальчишка мне надоел. Он полный псих. Ты знаешь, что делать, Кроуфорд.

Это был мягкий неофициальный приказ, скорее, просьба, потому что Такатори очень ценил услуги «американского специалиста» и не только из-за их дороговизны. Использовать его как банального киллера было довольно расточительно, но этого и не требовалось. Убрать Рана Фуджимию не составляло труда, он не скрывался и прямо-таки нарывался на жесткие меры. Кроуфорд должен был почувствовать облегчение – не будет Рана, и ему не с кем будет делить Шульдиха.

Но в мире случается много непредсказуемого.

– Не трогай его, – бывший любовник впервые наведался к Кроуфорду после того, как они расстались.

Шульдих пришел не с просьбой, он пришел заключить сделку.

Развалившись на диване, он улыбался нахально и весело, совсем как раньше, и покачивал закинутой на подлокотник длинной ногой. Почти открыто предлагал себя в уплату, если бы Кроуфорд захотел унизить их несостоявшиеся отношения мелочными расчетами. Шульдих не терпел благотворительности, а такая услуга стоила очень дорого, но Кроуфорд собрал остатки самоуважения и даже не попытался поторговаться.

– Не трогай, – повторил Шульдих.

– Почему это?

– Потому что если с ним что-то случится, я тебе этого не прощу.

– Вот даже как, – после некоторого молчания произнес Кроуфорд. Он не собирался убивать Рана, не своими руками, уж точно. Проще убить Шульдиха и закончить всю эту смешную мелодраму. – Думаешь, я у Такатори единственный? О чем ты только думаешь, Шульдих?

– Просто не лезь в это, – рыжий упер локти в колени и взглянул Кроуфорду в глаза. – Только не ты, Брэд.

– Кроуфорд, – рявкнул тот. – Брэд – только для друзей, забыл?

Но быстро взял себя в руки.

– У меня будут неприятности, – в голосе появились азартные нотки, потому что Такатори с некоторого времени стал неприятен Кроуфорду до омерзения, – и мне придется уехать. Не хочешь со мной? Или тебе так дорог… этот мальчишка?

Шульдих помотал головой, и рыжие патлы рассыпались по плечам. Собрать бы их в кулак и выбить из придурка эту самодовольную спесь. Такатори уничтожит его, если узнает.

– Подумай… – начал Кроуфорд, но длинные пальцы накрыли его губы:

– Я, пожалуй, останусь. Рискну. А ты поезжай.


Сейчас


И вот он снова в Токио. Накануне Рождества, которое Шульдих тоже не очень любил, но совсем по другой причине. Слишком чинно, слишком по-домашнему. Рыжему провокатору не хватало драйва, экзотики, чего-то запоминающегося и неповторимого. Может быть, поэтому он выбрал Рана Фуджимию?

Теперь Кроуфорд начинал его понимать.

За три года, прошедших после отъезда (бегства? организованного отступления?) из Японии, их встреча, совместная работа и непродолжительные близкие отношения стали казаться чем-то нереальным и ностальгически прекрасным, как выпускной, на котором ты впервые поцеловался с самой красивой девушкой колледжа, или мечты о Санте с мешком подарков, предназначенных лично тебе.

После небольшой прогулки Кроуфорд вернулся в гостиницу – суета на улице слишком действовала на нервы – и тут же почувствовал чужое присутствие. Знакомый апельсиново-мятный запах и теплый чайный аромат, которых здесь быть не должно, витали в номере.

– Привет? – Шульдих развернулся в кресле и одарил Кроуфорда широкой улыбкой. – Не ожидал?

Тот опустил пистолет, к счастью, не снятый с предохранителя. Любимая «Беретта» приятно согрела ладонь.

– Входишь без спроса? Так и не научился вежливости, – хмуро заметил Кроуфорд.

Появление Шульдиха выбило его из нормального состояния невозмутимого спокойствия.

– А ты по-прежнему спишь с пистолетом под подушкой? – засмеялся рыжий. – Не будь таким подозрительным, Брэд. Иди сюда, выпьем по чашке чая, поговорим. Ран научил меня заваривать правильный чай. Я помню, тебе нравилось.

«Ах, Рааааан», – скривил губы Кроуфорд.

– Не кривись. Я пришел сдаться добровольно, – Шульдих поднялся из кресла и одним стремительным движением приблизился к Кроуфорду. Его губы оказались так близко, что можно было почувствовать дыхание. – Я скучал, Брэд. А ты?

Вопрос на засыпку, как говорится.

– Читаешь мои мысли? – хрипло отозвался Кроуфорд.

– Не мысли – желания.

Это признание смело все барьеры и вернуло их к тому, на чем они остановились. Как будто не было этих трех лет. Шульдих похотливо выгибался, пока Кроуфорд раздевал его – не медленно и совсем не нежно выпутывая гибкое тело вновь обретенного любовника из стильной одежды, с трудом фокусируясь на том, чем он занимался в данный момент.

Когда с раздеванием было покончено, Кроуфорд позволил затащить себя в постель, потому что нетерпение захлестывало их обоих, и только потом вспомнил про нелишнюю в такой ситуации смазку.

– Подожди, – отбросив ногой лежащую кучкой одежду, он рванул в ванну, где должно было найтись что-нибудь подходящее для такого случая.

Они бы обошлись без вспомогательных средств, не в первый раз, но отсрочка помогала сдержать возбуждение, переключить внимание на отвлекающие мелочи вроде тюбика с кремом или лосьона для бритья.

Удобно устроившийся на кровати Шульдих широко раскрытыми глазами следил за действиями Кроуфорда, медленно поглаживая себя между ног.

– Без меня не начинай, – почти умоляюще воскликнул тот, сжимая в руке тюбик с кремом. – Я уже.

Его выдержка дала сбой, стоило только коснуться молочной кожи, под которой заметно играли мускулы. К кошачьей плавности, которую Кроуфорд так любил в Шульдихе, добавилась свирепая звериная грация. Милый домашний зверек превратился в опасного дикого зверя, и от этого знания выносило мозг. Для полного счастья оставалось понять, какая каша варилась в сумасшедшей рыжей голове.

Шульдих перевернулся на спину, и его член ткнулся Кроуфорду в бедро. Мокро и настойчиво.

– Выеби меня, – требовательно попросил он.

– Не раньше, чем ты мне ответишь – что все это значит?

Шульдих засмеялся.

– А ты еще не понял? – смех прервался и плавно перешел в стон, как только Кроуфорд коснулся пальцем текущей головки и погладил дырочку.

Рыжий любил такие милые нежности и благодарно выгнулся. Сдавленно выдавил:

– Мы в одной команде. Остальное потом, ну же!

– Ты имеешь в виду секс? – издевательски переспросил Кроуфорд.

– И его тоже.


– Как умер Такатори? – спросил Кроуфорд, когда они на время оторвались друг от друга.

– Тебя интересуют подробности?

Лежащий рядом Шульдих лениво приоткрыл глаза.

– Не особо. Это ведь не вы его?.. – Кроуфорд не договорил.

– Нет, конечно. Есть много других, кому он стоял поперек горла, – Шульдих неопределенно взмахнул рукой. Его голос звучал хрипло от недавних криков. – Мы просто воспользовались обстоятельствами.

– Мы?

– Не ревнуй, Брэд, – Шульдих наклонился и впился в губы любовника жадным поцелуем. – Мы – я и Ран. Мы с ним были знакомы давно, еще по университету. Ты знал, что он учился в Лондоне?

Кроуфорд поднял брови.

– А что ты делал в Лондоне?

– Прожигал жизнь? – хихикнул Шульдих. – Как бы там ни было, в Японию я приехал с единственной целью. Ран попросил помочь, и я согласился.

– И стал телохранителем, чтобы шпионить для Фуджимии, пока он отвлекал на себя внимание? – у Кроуфорда загорелись глаза. Красиво придумано! – Отличная многоходовка.

Шульдих самодовольно ухмыльнулся.

– Что оставалось делать? Все началось с того, что отец Рана разрабатывал для Такатори вакцину против неизвестного вируса. Как я понял, это была какая-то генетически модифицированная хрень, от которой нет спасения. Хуже, чем лихорадка Эболы, – не слишком искренне возмутился Шульдих. – Представляешь? И только у него нашлось бы лекарство.

– Мировое господство, и Такатори в роли благодетеля, – Кроуфорд задумчиво покивал головой. – Как предсказуемо, если разобраться.

– Вот именно. Такатори зарвался, но подобраться к его тайнам было очень трудно, как и найти доказательства инсценированной смерти родителей Рана. Поэтому я не хотел тебя впутывать. Теперь, когда Такатори умер, Ран заявил права на ту часть корпорации, которая принадлежала его отцу, и стал совладельцем компании, – Шульдих довольно потер руки. – А зная Рана, я не сомневаюсь, что он наведет там порядок.

– Ты с самого начала был уверен, что все так закончится? Не думал о неудаче? – заметил Кроуфорд.

– Я надеялся, что нам повезет.

Шульдих толкнул любовника в подушки и уселся на него сверху. Потерся ласково. Твердый, горячий, почти готовый ко второму раунду.

– Хватит говорить о работе. Тебя не было три года, я хочу компенсацию за упущенное время.

– Интриган, – хмыкнул Кроуфорд.

– Кто? Я? – игриво тряхнул шевелюрой Шульдих.

– И ты, и твой Ран.


Это было лучшее Рождество в жизни Кроуфорда. Настоящий праздник, только без всех этих глупых атрибутов самого светлого дня в году. Они занимались любовью до умопомрачения, а потом пили чай, приготовленный Шульдихом, – он и правда был замечательный.

– Останешься со мной? – Шульдих поднял голову с плеча Кроуфорда. – Будем работать на Фуджимию. Это гораздо лучше, чем урод Такатори.

– С каких это пор тебя привлекает спокойная работа? – невозмутимо поинтересовался Кроуфорд. Шульдих хохотнул, оценив издевку. – Спасибо, но у меня остались обязательства в Европе, которые я должен выполнить.

– Могу помочь.

Мысленно чертыхнувшись, Кроуфорд прикусил язык, чтобы сдержать чересчур торопливое «да». Шульдиху нельзя потакать, даже в мелочах, иначе он сядет на шею.

– Не хочу тебя обижать… – после долгого раздумья отозвался он, затягивая паузу, сколько можно, – … но не вижу причин отказываться от этого заманчивого предложения. Напарник мне не помешает.

– Ах, ты…

Шульдих шутливо набросился на любовника с кулаками, но, припечатанный к постели тяжелым телом, покорно замолчал. Ожидал продолжения, облизывая губы и тяжело дыша. Брэд удобнее перехватил его запястья, вздергивая руки вверх, и, помедлив, произнес:

– А потом вернемся и будем работать на Фуджимию.

---

02.01.2016 в 23:47

Пишет  Weiss Kreuz Karneval:

"Мы успеем?", фанфик для HaGira

Для:  HaGira
От:

Название: Мы успеем?
Пейринг: Кроуфорд/Шульдих
Категория: слэш
Жанр: романс, приключения
Рейтинг: R
Размер: мини, 2203 слова
Комментарий автора: Пусть новый год будет таким, каким вы хотите его видеть! И все, что хочется, всегда успевается

— Мы едем разбираться сразу с верхушкой, никакой самодеятельности, — твердо заявил Кроуфорд.
— А что, если верхушка не захочет разбираться с нами? В таких делах всегда есть элемент неожиданности, — Шульдих пожал плечами и вдавил педаль газа до упора в пол.
— Если будешь нестись с такой скоростью, мы попадем в аварию, но это не будет неожиданностью.
— Тебе страшно? — с придыханием выдал Шульдих, его накрыло азартом.
— Очень. Всегда боялся, что умру от чего-то предсказуемого.
— Зануда, — Шульдих нахмурился, но все же сбавил скорость. Допил молочный коктейль и кинул стаканчик на заднее сиденье. Кроуфорд проводил его осуждающим взглядом и недовольно цыкнул.
— Что? Все равно через пару дней сдадим, какая разница. Я еще и подрочить здесь могу, надо же как-то оправдать те деньги, что запросила фирма.
Кроуфорд в ответ на это только покачал головой и, расслабившись, откинулся обратно на спинку сиденья. Читать его в таком состоянии было невозможно, да и не хотелось — мысли, которые плавали на поверхности, обычно были настолько бессвязны, что напоминали липкую паутину, в которой можно было запутаться на раз-два. Шульдих успевал выходить на раз.

— Это новый наркотик, по типу мета — при употреблении пробуждает у пациентов способности, рандомные, понятное дело. Вот только люди не выдерживают нагрузки и сходят с ума. А теперь представьте, чем грозят городу неконтролирующие себя телепаты, телекинетики или даже пирокинетики, — Кроуфорд закрыл ноутбук и оглядел команду, остановив взгляд на Шульдихе.
— Со мной поедешь только ты — нам нельзя выделяться, чтобы не афишировать происходящее. Насколько я понял из видения, один из руководителей банды — сын нашего клиента.
— И что мы сделаем? Промоем мозги? Занюхаем всю партию товара? — Шульдих вытянул ноги вперед и с любопытством уставился на Кроуфорда — они уже очень давно не выезжали на задания по зачистке и не пересекались с уличными бандами, все чаще работая в офисе или в качестве телохранителей высокопоставленных лиц. Высокий уровень обещал привилегии, а тут — обычное полевое задание. — Нас что, понизили? Зарплату хоть не урезали?
— Простая проверка, что мы не деградируем и все еще способны действовать эффективно.
— А разве в таком случае не проверяют всю команду? — Наги нахмурился, отвлекаясь наконец от чата.
— Нас всех и проверяют. Именно поэтому мы с Шульдихом едем вдвоем. Ты обеспечишь поддержку отсюда.
— Но доступ…
— Доступ я тебе открою.
Наги тихо ахнул — раньше Кроуфорд никогда не подпускал его к закрытым файлам. Шульдих ощутил краткую вспышку восторга, смешанного с долей страха. Поморщился, экранируясь — не любил чувства подростков, слишком яркие и непредсказуемые.
— Собирайся, Шульдих.

Они стояли в очереди у входа в клуб, и Шульдих нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
— Эй, ну мы же можем пройти внутрь — никто и не заметит!
— Нет, никаких способностей, пока мы не убедимся, что у них здесь нет паранормов. Адекватных паранормов, которые могут тебя почувствовать.
— Будто меня кто-то чувствовал, когда я этого не хочу, — Шульдих обиженно поджал губы.
— Я тебя чувствую. Этого достаточно.
— Вот так и включай тебя в список доверенных лиц!
Спорить с Кроуфордом было бесполезно — если тот упирался, то никакие уговоры не могли помочь.
Когда они проходили фейс-контроль, охранник с насмешкой оглядел слишком официальный костюм Кроуфорда — других тот принципиально не носил, как Шульдих не старался, — но все же пропустил.
В зале гремела музыка, и от людей на все тесное пространство клуба воняло похотью, опьянением и жаждой. Шульдих давно не был в таких местах — надышался достаточно, на всю оставшуюся жизнь. Присутствие Кроуфорда смягчало отвратительность этого места, он окутывал Шульдиха мягким коконом, под которым ощущались только отголоски безумия, творящегося вокруг.
— Я пойду осмотрюсь, жди меня у барной стойки, — Шульдих нырнул в толпу, растворяясь. Он не погружался слишком сильно, постоянно держа блок и сохраняя связь с Кроуфордом. Его поймала какая-то девушка, едва ли старше шестнадцати, прильнула грудью к спине, обвивая руками.
— Потанцуем? — шепнула она ему в шею. От девчонки пахло безумием, Шульдих почувствовал, как нагреваются ее ладони, чуть не обжигая кожу под футболкой.
— Тебе стоит остыть для начала, — усмехнулся, отстраняясь и легко, без погружения, вырубил ее возбуждение, оставив после себя пустоту. Только пожара им не хватало.
Теперь у него была ниточка — гораздо легче отследить нежеланных паранормов, когда уже поймал одного.

Он вернулся к Кроуфорду после того, как обошел весь зал, подцепив несколько искусственных паранормов, в мыслях которых творился такой бардак, что даже привычный к постоянному гулу Шульдих, предпочел ретироваться как можно скорее.
— Каждому в этом баре стоит принять лошадиную дозу успокоительного, иначе здесь все разнесет к чертям уже к утру.
— Кто-то подозрительный?
— Неа, только эти придурки, от которых толку не больше, чем от Фарфарелло, когда тот решает приобщиться к пастве Его.
— Бармен должен что-то знать, — Кроуфорд вздохнул. — Но со мной он разговаривать не будет — кажется, я был несколько прямолинеен в расспросах.
— А я предлагал сделать тебе другую укладку!
— Иди работай, — Кроуфорд ухмыльнулся и допил свой бокал виски.
Бармен у дальнего конца стойки внимательно слушал клиента, судя по его виду, уже довольно сильно пьяного. Или обдолбанного. Или и то, и другое вместе — Шульдиху не было до этого никакого дела.
— Эй, не нальешь мне? — Шульдих облокотился о стойку и, откинув волосы за спину, хищно улыбнулся — он чувствовал, как бармен потянулся к нему, словно марионетка на ниточках — так легко сейчас было нырнуть ему в голову. Гораздо удобнее работать с теми, кому ты и так уже нравишься. Всего лишь надавить в нужном месте, и вот уже перед тобой послушная кукла.
— Как тут у вас можно развлечься? — он придвинул к себе ярко-голубой коктейль.
— Все, что будет в наших силах, — бармен совсем забыл про своего недавнего клиента и сейчас смотрел на Шульдиха, готовый в любую секунду пасть ниц. Наверное, поэтому Фарфарелло так любил Шульдиха — тот временами мог бы сравниться с богом.
“Не задавайся, я не собираюсь потом отстреливаться от твоих фанатов”, — раздался в голове спокойный голос Кроуфорда.
“Почему? Это было бы довольно романтично!”
Связь прервалась, и это было обидно — Кроуфорд под настроение мог раздражать ничуть не хуже самого Шульдиха.
— Что-нибудь посильнее, люблю оттягиваться на полную.
Бармен кивнул на стакан.
— Тогда допивай — там на дне то самое, чего ты хочешь.
Шульдих нахмурился, взболтал коктейль, выпитый уже наполовину и качнулся вперед, грубо влезая в голову бармена.
— Ты всех так угощаешь или это мне специальный подарочек?
Шумные, пустые мысли, полная неразбериха и пульсирующая красная точка, от которой у самого Шульдиха начала болеть голова. Кажется, бармен и сам был под кайфом, и способности вот-вот должны были проявиться. Видимо, Кроуфорд не ошибся, и рвануть в клубе могло в любую секунду.
Чертовы идиоты, на что они вообще рассчитывали? Справиться с паранормами без специальной подготовки невозможно, проявить дар под кайфом, да еще и после восемнадцати — неоправданный риск. Чертовы психи!
Шульдих выругался и отодвинул стакан подальше. Ему не страшно — максимум, что грозит, так это усиление, а с этим Кроуфорд справится, замкнет, как обычно, и не даст пойти в разнос. Проблема в другом — проблема в гребаных заполонивших клуб торчках, которые с каждой минутой начинали фонить все громче.
— Нам пора сваливать, — шепнул Шульдих, опираясь на плечо Кроуфорда. — И мне понадобится твоя помощь.
Кроуфорд нахмурился, придерживая Шульдиха за талию.
— Мне нужны распространители.
— Будут здесь завтра, тогда и разберемся. А сейчас уходим, если не хочешь, чтобы я повзрывал этим идиотам головы.

Рядом с машиной ошивались какие-то малолетки, и Шульдих шугнул их, просто ударив волной страха. Ему и самому было немного страшно — так всегда случалось, когда его способности выходили из-под контроля.
Он не терял контроль уже несколько лет.
В машине, душной и тесной, Шульдих прильнул к Кроуфорду, нервно дергая узел его галстука.
— Потерпи, — зло шикнул Кроуфорд, заводя машину.
— Если бы тебя так же таращило, как меня сейчас, ты бы умолял меня на коленях, — галстук наконец поддался, и Шульдих оттянул ворот рубашки и впился укусом-поцелуем в шею Кроуфорда.
— Я не тяну в рот все, что попало, в отличие от некоторых.
— А тебе не чужда самоирония, — Шульдих хмыкнул и потянулся к ширинке.
Ох уж эта раздражающая способность Кроуфорда сохранять спокойствие в любой ситуации. Даже когда Шульдих, согнувшись, взял его член в рот, даже когда лизнул головку и сжал губы, расслабляя горло и принимая так глубоко, что тело свело судорогой. Просунув руку себе между ног, Шульдих задвигал ею быстро и сильно, чувствуя, как изнутри рвется страх, и злость, и больное возбуждение.
Кроуфорд застонал, дернувшись на сиденье, и Шульдих зажмурился, сглатывая пряно пахнущую сперму, кончил себе же в руку и откинулся на сиденье, наслаждаясь окутавшей его тишиной.

Они вернулись в клуб на следующий вечер, и на этот раз Кроуфорд разрешил Шульдиху использовать свою способность так, как он считал нужным. Они прошли мимо охраны, мимо людей, двигающихся совсем не в такт музыке, мимо, мимо, пока не дошли до кабинета в дальнем конце зала.
За столом сидели трое, и от каждого фонило, отвратительно воняло разлагающимися мозгами и ладаном. Голова так и не прошла со вчерашнего дня, и от запаха Шульдиха чуть не вывернуло.
— Кто вы? — с трудом поднявшись, Паркер — тот самый сынок одного из их клиентов — мазнул взглядом по Шульдиху, не замечая, уставился на Кроуфорда и попытался взять со стола пистолет.
— Группа зачистки, — поморщился Кроуфорд. Он тоже чувствовал этот запах. Не так сильно, как Шульдих, но чувствовал — их связь обострилась из-за вчерашнего.
— Ты хоть знаешь, кто я? — вскинулся Паркер.
— Труп. Тебе повезло, что прожил так долго, но это ничего не меняет.
— Мой отец обо всем узнает, и вы пожалеете!
— Твой отец обязательно обо всем узнает из нашего отчета.
Паркер выругался, нажимая на курок, но Шульдих успел раньше, схватил за запястье и выдернул пистолет из рук. Пуля ушла в потолок, а сидящие по бокам друзья Паркера повскакивали с мест, переворачивая стулья и роняя бокалы с голубым напитком.
— И здесь эта гадость, — Шульдих с удовлетворением наступил на один из бокалов. Хруст стекла прозвучал как самая совершенная в мире музыка.
— Ой, извините, — насмешливо шепнул он на ухо Паркера и завернул ему руку за спину, укладывая лицом в стол. — Я немного попортил вам лицо, но оно и так не блистало красотой, так что, думаю, никто и не заметит.
— Не переусердствуй, — холодно прокомментировал его действия Кроуфорд, укладывая дружков Паркера на пол парой ударов в висок.
— Да я вообще сама обходительность!
Шульдих рассмеялся: у него наконец-то прошла голова, и даже вонь от троих придурков, нажравшихся дряни по самые уши, не могла испортить ему настроение.
— Так что, нам надо их всех отвезти или кого-нибудь оставим для Фарфарелло — поиграть в господа бога и его верного слугу?
— В любом случае, нам стоит поторопиться.
Кроуфорд как раз взглянул на часы, когда в дверь заколотили и раздались громкие голоса.
— Эй, босс, мы идем!
— Держитесь, босс!
Шульдих заулыбался, хватая Паркера за галстук и притягивая к себе. Несколько капель крови упали ему на манжеты, и он брезгливо тряхнул рукой.
— Ты хочешь помериться силами, красавчик? Как думаешь, в кого твои люди начнут стрелять, если эта дверь откроется?
Паркер застонал и осел в его руках. Шульдих шагнул в сторону, отпуская хватку, и тот с глухим стуком ударился затылком об стол.
— Нет, ты представляешь, он позвал на помощь охрану! Он что, считает, что мы с ним поиграть пришли?
В крови бурлил азарт и жажда драки. Или секса. Секса и драки, смешать, но не взбалтывать.
— Позже, Шульдих, — твердо сказал Кроуфорд, но в его глазах горел точно тот же азарт, и Шульдих, спихнув Паркера на пол, уселся на стол, расстегивая и стаскивая брюки.
— Можно и позже, — пробормотал, закусив губу. Стол был холодным, и от этого по коже пробежали мурашки. Провокационно скользнув пальцами по животу, он обхватил собственный член, пару раз сжал мошонку, пытаясь сдержать дрожь. В голове шумела кровь, а голоса за дверью казалось все прибывали и прибывали. — А сейчас просто посмотришь?
Кроуфорд рыкнул, расстегивая ширинку. Именно такой — злой и на взводе, он больше всего нравился Шульдиху. Его парфюм перебивал вонь от тел, его мысли — сейчас яркие, надежные, затмевали собой весь бурный поток из клуба. Шульдиха находился где-то на границе между его сознанием и своим, его мотало по столу, и ярко-рыжий так хорошо контрастировал с зеленью стола. Он обязательно купит себе зеленое пальто. Потом, когда Кроуфорд перестанет сжимать его волосы в такт своим толчкам. Он слышал свой голос со стороны — в голове Кроуфорда он звучал на пару тонов пониже, гнусаво и хрипло. В голове Кроуфорда метроном отсчитывал каждый толчок. Мир распался надвое, когда они, послушные неразрывной связи, достигли оргазма, и Шульдих погасил всех новых паранормов в радиусе ста метров вокруг.

— С новым годом, — сказал Кроуфорд, толкая Паркера перед собой в кабинет. — Ваш сын и его игрушки.
Он опустил на стол большую черную сумку и сделал два шага назад.
— Вы зачистили территорию? — Паркер-старший нахмурился, выкладывая на стол пакеты с порошком бурого цвета.
— Разумеется.
— Тогда и вас с новым годом.
Кроуфорд коротко кивнул и вышел обратно к Шульдиху.
— Как удачно получилось, правда? — Шульдих рассмеялся, отталкиваясь от стены и следуя за Кроуфордом к выходу.
— Осталось вернуться домой, пока Наги не взломал систему Эсцет, успокоить Фарфарелло и заказать ужин.
— Мы успеем? — Шульдих ухмыльнулся, беря Кроуфорда под руку.
— Естественно, — по губам Кроуфорда скользнула улыбка. — Пока мы вместе, мы все успеем.

---

28.12.2014 в 22:14

Пишет  Weiss Kreuz Karneval:

«Следуй за серыми нитями», фанфик для Baby Face


Для:  Baby Face
От:

Название: Следуй за серыми нитями
Пейринг: Брэд Кроуфорд/Шульдих, Наги и Фарфарелло фоном
Категория: слэш
Жанр: экшн
Рейтинг: R
Размер: мини (25,7 тыс. знаков с пробелами)
Предупреждение: ER
Комментарий автора: с Рождеством и с Новым годом ^___^ Пусть свет гирлянды светит вам весь год и помогает с выбором пути!
Извините, драма и ангст никак не хотели покидать свой темный угол и лезть в праздничную суету)


От Гамбурга до Шаннона — трехчасовой перелет. Кроуфорд закладывает плюсом два часа — на случай форс-мажорных обстоятельств, а затем добавляет еще полчаса, потому что они летят вдвоем с Шульдихом, а в его будущем линии вероятностей имеют свойство ломаться чаще, чем у нормальных людей. Кроуфорд бронирует в отеле двухместный номер бизнес класса. Легенда гласит, что они приехали в отпуск, что у них один чемодан на двоих, а в номере двуспальная кровать. Легенду придумали в Эсцет, видимо, посчитав это хорошей шуткой. Во всяком случае, Кроуфорд очень надеется, что это именно шутка, потому что в противном случае его может ожидать очень неприятный, очень долгий разговор с начальством. Хотя возможно все дело в экономии средств — один двухместный номер стоит в полтора раза дешевле, чем два одноместных.

Наги провожает их, не отрываясь от ноутбука и вгрызаясь в гамбургер, который рано утром Шульдих притащил из забегаловки. Вообще-то, он притащил три гамбургера, кофе и целую коробку пончиков, которые успел умять еще до того, как Кроуфорд с Наги проснулись — ускоренный метаболизм, проблемы с запоминанием, координация на уровне акробатических номеров. Иногда Кроуфорду начинает казаться, что они зря действуют вместе, что более эффективно было бы взять в команду незнакомого телепата, с которым не провел в Розенкройц большую часть своей жизни.

— Ты теперь будешь прямо как Маколей Калкин в “Один дома”, — смеется Шульдих и слизывает с пальцев розовую посыпку. — На носу Рождество, так что если вдруг к тебе заявятся грабители, сделай все правильно. В твоем распоряжении целый арсенал оружия — я думаю, настало время научиться им пользоваться. Кстати, не забудь потом убраться. И помни самое главное правило — могила должна быть не меньше двух метров в глубину! А лучше всего хоронить трупы на заднем дворе соседей, — Шульдих болтает без передыху, смеется, и Наги, заразившись его настроением, слегка дергает уголком губ в попытке спрятать усмешку.

Несмотря на свою замкнутость, он довольно легко вписался в команду. Наги было наплевать на личную жизнь окружающих, наплевать на шуточки Шульдиха и вечную занятость Кроуфорда. Не прошло и месяца, как он перестал вздрагивать каждый раз, когда к нему обращались, и окончательно обосновался в дальней комнате на втором этаже. Компьютер заменил Наги и маму, и папу, и любимого брата.

— Надеюсь, ничего необычного не случится. Деньги на карте, номер моего телефона у тебя есть, — Кроуфорд подходит ближе и кладет руку на плечо Наги. — Я рассчитываю на тебя.

На этот раз Наги не сдерживает улыбку — он привык к Кроуфорду, он доверяет ему, он ценит его даже превыше компьютера, так что в иерархии ценностей Наоэ Наги Кроуфорд находится просто на немыслимых высотах.

— Конечно, можешь не волноваться, — Кроуфорд видит, как довольно щурится Шульдих, словивший эмоциональный фон Наги.

***

В Килраше, куда они прибывают ровно минута в минуту с расписанием, идет дождь. Морось висит в воздухе и заставляет Шульдиха зябко поводить плечами и смешно морщить нос от оседающих на лице капель. У Кроуфорда заказан автомобиль, который уже ожидает их, и когда служащий отдает им ключи, Шульдих торопливо забирается назад, вытягивает ноги на сиденье и упирается макушкой в стекло. С очков, которые наперекор погоде все еще прикрывают бандану, стекает вода, вода стекает с волос, вода топит этот город. И Кроуфорд посмеивается про себя, предвкушая взрыв — Шульдих ненавидит, когда что-то портит его прическу.

— Последнее убийство было в пригороде? — пока Кроуфорд выводит машину на шоссе, Шульдих звонит Наги и ставит телефон на громкую связь. В машине начинает глухо звучать электронная музыка в такт дождю.

— Да, все по расписанию. Недалеко от вашего отеля нашли труп. Говорят, монашку загрызли звери, но, судя по фотографиям из полицейских отчетов, я все же поставил бы на нашего берсеркера. В составленном тобой графике говорится, следующую жертву он прикончит через несколько дней, а затем затаится на неопределенное время.

— Интересно, на что похоже логово берсеркера? А, Брэд, как думаешь? У него там хотя бы вайфай есть? — Шульдих уже стащил с себя очки, отложил их в сторону и как раз пытается отжать промокшую насквозь бандану. — Да ну твою мать! — комкает её в руках и запускает прямо в лобовое стекло — Кроуфорд едва успевает отклониться на пару сантиметров влево.

— Будешь мусорить — останешься ночевать в машине, — Кроуфорд смотрит в зеркало заднего вида и едва заметно усмехается: встрепанный и разозленный Шульдих выглядит завораживающе. На ментальном уровне это похоже на легкий шторм, вспышку молнии и раскатистый гром — Кроуфорд впитывает эмоции Шульдиха, как губка, благо фонит в замкнутом пространстве так, что никаких усилий прилагать не приходится.

— Вы там закончили миловаться? Меня зовут в данж, так что я отключаюсь, — из телефона, зажатого между бедром Шульдиха и спинкой сиденья, раздается громкий стук.

— А почему Наги не ночует в машине? Он, между прочим, должен быть постоянно на связи и не отвлекаться на всякую ерунду. А еще школа, — Шульдих, наконец, достает телефон и отключается.

— Он сдает экзамены экстерном.

Дорога виляет резко в сторону, и они оказываются прямо перед воротами, за которыми виднеется небольшой отель. Шульдих, оживившись, выпрямляется на сидении и, изогнувшись, лезет вперед, не обращая ни малейшего внимания на то, как недовольно морщится Кроуфорд. Иногда такое его поведение раздражает, хотя зачем врать самому себе — это раздражает всегда, но даже у лучших из людей — Кроуфорд, конечно же, имеет в виду себя — имеются недостатки, что уж взять с таких, как Шульдих.

На пороге отеля их уже поджидает миловидная женщина лет тридцати — у неё ясные голубые глаза и светло-русые волосы, а ирландский акцент приятно ложится на слух. Шульдих стоит чуть позади, обнимая Кроуфорда за талию — он всегда рад разыграть новую легенду, и кажется, для каждой истории у него приготовлен свой собственный сценарий. Его дыхание приятно согревает кожу — дождь все продолжает идти, и они торопливо заходят внутрь, пока одежда окончательно не промокла.

— Я уже подготовила ваш номер, он находится на втором этаже, — Хелен, так зовут хозяйку отеля, доброжелательно улыбается и зовет их проследовать за собой. — Завтрак у нас уже закончился, но если вы проголодались, я могу попросить Терри подогреть вам что-нибудь. Также у нас внизу всегда висит актуальное расписание экскурсий, а вечером Терри будет готовить барбекю.

— Завтрак — это замечательно! — наконец-то умудряется вклиниться в её речь Шульдих и, забежав чуть вперед, берет Хелен за руку. — Вы знаете, в этих самолетах кормят просто ужасно, с содроганием вспоминаю эти пенопластовые боксы.

Шульдих, конечно, врет. В самолете он умял свою порцию, а затем, состроив умильную рожицу, еще и порцию Кроуфорда. Он мог есть все, что угодно, лишь бы это можно было прожевать.

— А вот и ваш номер. Пойду тогда попрошу Терри, чтобы он принес вам то, что осталось от завтрака, — Хелен вкладывает ключи в руку Шульдиха и игриво подмигивает — замужняя женщина, а тоже не может устоять перед его обаянием. Хотя кто знает — возможно, это просто материнский инстинкт.

— Ну наконец-то! — Шульдих вваливается в номер и, неаккуратно скинув ботинки, идет прямиком в душ, раздеваясь на ходу. Кроуфорд тяжело вздыхает, ставит его и свои ботинки параллельно друг другу, и идет следом, подбирая френч, рубашку, брюки. Он мог бы заставить Шульдиха самого убрать за собой, но он сам немного устал, и спорить сейчас гораздо менее продуктивно, нежели уступить.

— Не хочешь присоединиться? — доносится до него голос сквозь шум воды, и Кроуфорд пару минут раздумывает — он хочет, конечно, хочет. Хочет согреться под душем, хочет зажать Шульдиху рот, хочет снять напряжение, накопившееся за эти сутки, но чемодан смотрит на него с укоризной. — Тут просто офигенная кабина, хватит места и на троих! — чемодан безнадежно проигрывает Шульдиху.

***

Они обедают в небольшом ресторанчике в центре города, и Шульдих жмурится, словно от солнца, хотя мир сейчас — средоточие серого. Серое небо, серые улицы, серые люди. Кроуфорда подташнивает от однотонности окружающего мира, поэтому он почти не сводит глаз с Шульдиха, который лениво уплетает мороженое, слизывает влажные капли с ложки, тащится от собственного великолепия и горит ярче любого огня. Кроуфорд горит не так ярко — он едва тлеет, погружаясь в воспоминания, цепляясь за музыку, тяжелый рок, который слышен из наушников Шульдиха — он отгораживается басами от мыслей окружающего мира. Музыка так же помогает Кроуфорду удержаться в настоящем, пока будущее крутит его мозг, впивается острыми иглами в черепную коробку и тащит к себе — если приглядеться, минутная стрелка на часах Шульдиха забегает вперед, пытаясь обогнать саму себя. Кроуфорд пристально следит за ее движением и едва успевает схватиться за самый конец стрелки, как из него резко выбивает дыхание, будто кто-то с размаху ударил под дых.

Пока Шульдих рассеивает внимание окружающих и не дает им отвлечь работающего оракула, Кроуфорд рассекает серую массу, ножом входит в течение времени и рвет натянутые нити грядущего. Тяжелое приземление — асфальт уходит из-под ног, и он едва успевает схватиться за столик, за которым все еще сидит Шульдих. Впереди — в паре метров, не больше, диким нечеловеческим криком заходиться какая-то женщина, и на губах Шульдиха непривычно медленно расплывается шальная улыбка.

— Помогите! — кричит женщина. Она визжит, как молочный поросенок, и почти так же сучит ногами, пока Кроуфорд продолжает идти вперед. Из переулка, в который сломанной куклой затащило женщину, на Кроуфорда смотрит кошачий желтый глаз. Огромный, сияющий, он вдруг оборачивается луной и мгновенно взлетает в небо, оставляя за собой сияющий луч. Луна пьяно хохочет в лицо, ощерив щербатый рот. Кроуфорду становится не по себе, нити будущего ускользают из пальцев, путаются под ногами, оплетают липкой паутиной, и луна падает вниз, разбиваясь бокалом шампанского о твердую землю. Шипучие брызги летят во все стороны, попадают на ботинок и взрываются искрящимся фейерверком. Кроуфорд брезгливо встряхивает ногой.

— Почему ты здесь? Кто ты? — раздается шепот у него за спиной, и лезвие упирается в бок — шаг влево, шаг вправо, и стилет пропорет печень. Кроуфорд слишком дорожит своей печенью, чтобы позволить этому случиться. Его дыхание замедляется, он позволяет паутине времени опутать его сильнее, пока он размышляет над выходом из ситуации. Крайне нестандартной ситуации, надо сказать — в будущем всего лишь его проекция, проекцию нельзя убить, даже увидеть нельзя или почувствовать, однако стоящий прямо за ним берсеркер не только чует, но и удерживает Кроуфорда в этом будущем, не давая ни сдвинуться с места, ни вернуться в родное и любимое тело. Рефлексы помогают, помогает привычка все контролировать. Брэду Кроуфорду помогает сама земля — она вдруг вздрагивает у них под ногами, и слишком натянутые нити лопаются. Он переносит тяжесть тела на левую ногу и резко отводит локоть назад, подставляя его между острием и собственным телом, разворачивается быстрее, чем от него ждет берсеркер, и бьет, не размахиваясь, выбивает дух из жилистого тела. Берсеркер сгибается пополам, но, не чувствует боли — это отражается в его безумном глазу, — он двигается наперекор физике, выворачивает руку под неестественным углом и засаживает стилет в грудь Кроуфорда. Стилет входит напрямую в сердце по самую рукоять, и где-то в прошлом Шульдих вдруг вскакивает со стула и рвет наушники из ушей, чувствуя, как сознание Кроуфорда исчезает из эфира. Шульдих кричит и хватается за лацканы пиджака, а берсеркер, быстро и нервно облизывая губы, скрывается в переулке, насквозь пропитанный фантомной кровью.

Кроуфорд не умеет выворачивать собственные кости из суставов, он прекрасно чувствует боль, зато предвидение — бешеное, ослепляющее будущее — помогает ему сделать шаг назад и влево, так что лезвие распарывает пиджак, со скрипом проходит по ребрам и застревает в кожаных ремнях кобуры. И только сейчас берсеркер вдруг теряется, по-птичьи поводит головой и пытается отступить, но никак не догадается выпустить из руки нож, поэтому Кроуфорд успевает схватить его за шею, успевает толкнуть от себя — спиной в стену, он прижимает безумца собственным телом и не дает сдвинуться с места. Кроуфорд убеждает себя, что нож под мышкой ему совсем не мешает.

— Я хочу помочь тебе, — хрипло произносит он, пытаясь отдышаться. Кровь серой дымкой впитывается в будущее, делая мир вокруг реальнее, и Кроуфорд чувствует, как к его ноге прижимается что-то мягкое, но не решается разорвать зрительный контакт. Берсеркер слушает его. Не слышит, возможно, не понимает, но слушает, пульс на его шее частит под крепко сжатой рукой, он не чувствует, что кислород почти не поступает в легкие — ему плевать на собственное тело, на труп, остывающий под их ногами, он напрочь заворожен голосом.

— Ты спустился с небес? Ты услышал меня? — сиплое бормотание мало напоминает человеческую речь, но Кроуфорд не сомневается ни секунды, его мозг не успевает обработать информацию, потому что слишком много крови ушло в никуда, в серое ничто.

— Я пришел за тобой, — успевает сказать Кроуфорд, когда в его мозг врываются тяжелые ритмы, и живая мертвая девочка призывает его вернуться в настоящее.

— Роб Зомби. Еще никогда меня не подводил, — нагло ухмыляется Шульдих, но даже еще не до конца придя в себя, Кроуфорд видит, что тот испуган. — М-да, выглядишь ты сейчас так, что можно подумать, песню для тебя и писали.

Шульдих забирает свои наушники и отклоняется назад, опираясь на стол, его пальцы мелко дрожат и выбивают стаккато по столешнице.

— Все в порядке, — говорит Кроуфорд. — Всего лишь царапина, — настаивает Кроуфорд и выпрямляется на стуле, запахивая пиджак. Бок неприятно холодит, но кровь уже остановилась, и боль — всего лишь ноющее тиканье часов. У Кроуфорда все в порядке.

— Кофе? — Шульдих душит беспокойство чем-то мягким, зажимает в дальнем уголке сознания и, оторвавшись от стола, садится на собственное место. Он возвращает их в мир живых, и официантка тут же материализуется рядом со столиком, добродушно улыбаясь. Кроуфорд невольно оборачивается на её приветствие и узнает лицо — именно эти губы прижимались к его ноге в тесном переулке. Эти губы кривились от боли, когда берсеркер засаживал в неё стилет.

— Черный, с одним кусочком сахара, — поморщившись от легкой вспышки боли, Кроуфорд пододвигается ближе к столу. — И клубничное мороженое моему другу.

Шульдих, наконец, окончательно расслабляется — его плечи опускаются, дыхание выравнивается, и взгляд вновь становится самодовольным. Иногда Кроуфорд удивляется — как же сильно Шульдиха прет от самого себя.

— Ты нашел его, да?

— Он меня тоже, — губы против воли растягиваются в улыбке. Опасность — вот чего не хватало этому маленькому городишке. Опасность, встряска, доза адреналина в самое сердце. Слухи расползаются быстро, так что пара убийств всколыхнет жителей ото сна.

— Впервые слышу, чтобы оракула могли подловить в будущем, — Шульдих покачивается на стуле и мечтательно смотрит в небо. — Должно быть, этот берсеркер какое-то чудо господне.

— В его связи с богом я точно не сомневаюсь. И я хочу, чтобы он работал с нами, — Кроуфорд качает головой. — Кстати, я бы предпочел, чтобы ты не растрепал информацию о его способности находить меня.

— За кого ты меня принимаешь, Брэд, я буду нем, как исповедник!

У Шульдиха порой совершенно идиотское чувство юмора, но Кроуфорд ценит его совсем не за это.

***

— Наги, проверь, пожалуйста, когда полнолуние? — Кроуфорд сидит, окутанный сигаретным дымом. Он связывается с Наги, пока Шульдих заканчивает обрабатывать рану. Его движения скорее интимны, и мягкая губка скользит по коже, словно лаская. Он глушит боль в сознании Кроуфорда, забивает эфир музыкой.

— Завтра, — спустя меньше, чем минуту, отвечает Наги. — Как раз в Рождество, — его голос вздрагивает, и он вдруг сдавленно хихикает — Кроуфорду даже в первый момент кажется, что он ослышался. — Да это же Гринч — похититель Рождества. Может, он не такой уж злой? Может, его просто обидели ктовичи?

Шульдих замирает, прислонившись локтем к бедру Кроуфорда, а потом откидывает голову назад и хохочет в голос.

— Кажется, я создал монстра, — он давится смехом и обнимает Кроуфорда за талию. — Спаси меня, Брэд, я слышал, ученики всегда, добившись могущества, уничтожают своих учителей.

— Не бойся, тебе ничего не грозит, ведь это я его учитель, — Кроуфорд кладет руку на макушку Шульдиха и проводит по волосам. Его успокаивает горячее дыхание, и он почти забывает о том, что Наги все еще на линии.

— Мама, папа, не ссорьтесь, я уже давно знаю, что приемный. А теперь, если у вас больше нет никаких вопросов, я хотел бы продолжить налаживание социальных контактов.

— Стой, — Кроуфорд ненадолго отвлекается от пряно-томного Шульдиха и перехватывает телефон другой рукой. — Узнай, пожалуйста, только как можно тише и незаметнее — были ли случаи, когда оракула цепляли в будущем.

— Цепляли? — из голоса Наги пропадает легкость, Кроуфорд буквально видит, как он выпрямляется в своем кресле и стискивает руками клавиатуру.

— Видели, ловили, ощущали — что угодно, — Кроуфорд теряет нить разговора и тянет воздух сквозь зубы — Шульдих, заскучав от разговора, стягивает с его бедер полотенце на пол и горячо обхватывает член губами. — Наги, я отключаюсь. Позвони, если что-то выяснишь.

Из трубки еще доносится голос Наги, но Кроуфорд жмет на отбой и аккуратно кладет телефон на стол, рядом с очками. Он бы швырнул его в сторону, но врожденная любовь к порядку просто не позволяет. А еще он помнит, что на задании ни в коем случае нельзя терять контроль, поэтому, когда член упирается головкой в небо Шульдиха, Кроуфорд лишь крепче сжимает ручки кресла и разводит ноги в стороны так сильно, что связки ноют от напряжения. Боль немного отрезвляет, и он тянет Шульдиха за волосы, тянет до тех пор, пока его губы не оказываются на грани, а потом толкает обратно. Жар разливается по телу и пульсирует в ране, пульсирует в члене, пульсирует в горле Шульдиха и вихрем закручивается в сознании, расцепляя настоящее и будущее. У Шульдиха удивительная способность привязывать Кроуфорда к настоящему, и он ею беззастенчиво пользуется, обжигая своим языком и сжимая губы, когда Кроуфорд входит слишком глубоко. Бедра Кроуфорда дрожат, он дрожит всем телом и почти стонет в голос, по боку на живот стекает что-то горячее, и он смутно думает, что это кровь, что рана открылась, и это очень плохо, так как они до сих пор не поймали берсеркера, но думать совершенно невозможно, когда Шульдих скользит губами по члену, мыслями в разуме. Он делится собственным распирающим возбуждением, переступает ноющими коленями по твердому полу и смотрит снизу вверх, не выпуская член изо рта. Пряно — думает Шульдих. Жарко — думает Кроуфорд.

Больно — думают они вместе, когда Шульдих, раскинув ноги, принимает его в себя. Кроуфорд все же теряет контроль и двигается, повинуясь инстинктам, повинуясь чувствам, забыв о контроле напрочь, потому что Шульдих отдается совершенно беззастенчиво, упирается пятками в пол и вскидывает бедра, требуя еще, требуя больше. Он забывает о своей прическе, потерявшись в мыслях. Сейчас — распластанный, жадный, он наконец-то похож на себя настоящего, с налипшей на лоб челкой, с полуприкрытыми глазами, лихорадочно горящими щеками и приоткрытым ртом он кажется слишком открытым и уязвимым, и это заводит Кроуфорда еще сильнее. Он хватает Шульдиха за бедра, складывает его почти пополам и входит с какой-то звериной одержимостью — он ни за что бы не поручился, что эта одержимость его собственная, в его теле слишком много чувств — и боль, и похоть, и горячая лихорадочная страсть, которая путает все карты. Не выдержав, он опирается на локоть и входит последний раз, он тащит Шульдиха за собой, когда реальность, взбрыкнув, уплывает в серую пустоту.

***

Кроуфорд приходит в себя от звонка телефона. Еще не открыв глаза, он понимает, что лежит в кровати, а грудь туго перетянута бинтами.

— Да, Наги, ты что-то узнал? — Шульдих отвечает на телефон и садится на край кровати, чувствуя, что Кроуфорд пришел в себя.

— С ним все в порядке? — в голосе Наги слышится тревога, поэтому Шульдих нехотя, но отвечает.

— Да, все хорошо. Просто небольшая царапина, я уже позаботился об этом. Лучше расскажи, что ты там нашел, — пальцы у Шульдиха совершенно ледяные, и по руке Кроуфорда бегут мурашки. Ласковое ментальное прикосновение легким перышком скользит по краю сознания, когда Шульдих сканирует его. Они привыкли доверять друг другу, поэтому щиты обоих опущены и чувства перетекают из разума в разум. Именно так Кроуфорд узнает, что проспал всю ночь и половину дня, а Шульдих уже извелся ждать, но так и не решился разбудить его.

— Ясно, — слышно, как Наги выдыхает, сразу расслабляясь, и в тоже время собирается с мыслями. — В общем, я взломал пару баз, но единственное, что смог выяснить — лет пятьдесят назад проводили такие эксперименты: воздействуя электричеством на мозг подопытных. Цель была одна — выяснить, как работает провидение, так что пытали и обычных людей, и оракулов. Большая часть данных стерта, поэтому никакой конкретики, одни слухи и догадки, которые плодились просто в неимоверных количествах, поэтому я не поручусь за достоверность. Как мне кажется, в Эсцет просто столкнулись с подобным, но в итоге, когда ничего не получилось, старейшины решили, что оракулы ценнее гипотетической связи, так что все эксперименты свернули.

— Хорошо, что тебя тогда еще даже в планах не было, правда, Кроуфорд? — Шульдих сидит с низко опущенной головой, глаз его не видно из-за распущенных волос, поэтому Кроуфорд только сильнее сжимает его руку и улыбается.

— То есть, ты считаешь, что сейчас в Эсцет еще ничего так? Может, как-нибудь съездим в отпуск в Альпы?

— Я вам съезжу, — доносится глухой голос Наги из трубки.

— Мне кажется, мы отвлеклись от дела, — Кроуфорд садится в кровати, придерживая одеяло, и пытается потянуться. Бинты сдавливают грудную клетку, а рана болезненно ноет, напоминая, что берсеркер еще на свободе, а в Эсцет ждут отчета об успешном завершении операции. — Наги, скинь все, что нашел, на мою личную почту. Я позже изучу все данные, может, видения помогут понять, что именно произошло.

Наги отключается без прощания. Он вообще не любит прощаться, считая это плохой приметой.

Шульдих приносит снизу кофе и горячие тосты с апельсиновым джемом. У Шульдиха прекрасный вкус, и он пытается стащить джем, смазав его с хлеба, но Кроуфорд бьет его по рукам и отставляет поднос подальше.

— Не наглей, — он погружается в видение и считает шаги до переулка, потому что уверен — берсеркер будет ждать его там. Ему кажется, что он до сих пор чувствует в себе безумие, сдобренное кровавой жаждой праздника. — Ты знаешь, я, конечно, не телепат, но мне кажется, что у него какие-то претензии к Рождеству. Так что у нас и правда будет свой Гринч.

— Ты не упоминал, что он зеленый, — хихикает Шульдих.



До часа “Х” остается пять минут, и Шульдих с Кроуфордом вновь сидят за столиком ресторана. Они видят, как вчерашняя официантка прощается с коллегами, Шульдих, ненавязчиво зацепившись за её сознание, видит её глазами — темный переулок, снежинки в лицо, за захлопнувшейся дверью продолжает желать счастливого Рождества Синатра, и на душе так легко и спокойно, праздник звенит в воздухе наконец-то спустившимся на город морозцем. Кроуфорду нравится наблюдать, как работает Шульдих — он словно тонет в самом себе, и в глазах отражается весь мир. У Шульдиха необыкновенной красоты глаза, но он и сам об этом прекрасно знает, поэтому Кроуфорд встает из-за столика и идет вперед, отсчитывает шаги - стук каблуков по каменной мостовой, как метроном, - слушает свое собственное дыхание. Ему не надо быть телепатом, он помнит все, что случится, и прекрасно знает, что ошибки быть не может — не потому что он настолько уверен в своем даре, а потому что знает, что бывает с командами, которые не оправдывают доверия.

На лице Шульдиха расплывается улыбка, и впереди, буквально на расстоянии вытянутой руки, начинает визжать женщина, выводя этим звуком Кроуфорда из транса. Он вздрагивает и видит перед собой белое пальто, занесенный стилет и ярко-желтый глаз, так похожий на щербатую луну.

— Ты пришел за мной, — улыбается берсеркер и роняет стилет на землю. Девушка, проявив чудеса благоразумия, тут же срывается с места и бежит вперед, не разбирая дороги — Кроуфорд видит, как через пару шагов она подворачивает ногу и летит на землю, но тут же вскакивает и, не чувствуя боли, вновь бежит вперед.

— Я пришел за тобой, — соглашается Кроуфорд, а за спиной берсеркера из ниоткуда возникает Шульдих и вонзает шприц со снотворным ему в шею.

***

Кроуфорд стоит перед прутьями клетки и чувствует рядом плечо Шульдиха. Напротив них берсеркер в смирительной рубашке.

— Я буду звать его Фарфарелло, — улыбается Шульдих, наблюдая за тем, как тот бьется о стену. — Он прилетел на твой огонь, и посмотри, что с ним стало. Лучше бы мы увезли его в дикие леса Амазонки и оставили там наедине со своим безумием.

— Ты уже дал ему имя. Думаешь, я поверю, что ты мог бы его отпустить? Ты уже даже приобрел для него поводок, — Кроуфорд вспоминает, как в машине по дороге в аэропорт Шульдих сидел на заднем сиденье и нежно держал голову Фарфарелло в своих руках, проникая в разум, путая нити рассудка так, чтобы никто не догадался, что тот смог прорваться сквозь завесу будущего. Бред, фантазии, больное воображение — все это так свойственно берсеркерам, так какая разница, что творится у них в голове.

— И что же? После реабилитации он будет жить с нами? И кто же будет его выгуливать? А убирать, если вдруг придется? — в голосе Шульдиха слышится нежность, и Кроуфорд слегка ревнует.

— Я верю, что ты найдешь с ним общий язык.

— Фарфарелло, — вдруг вполне отчетливо произносит Фарфарелло собственное имя и оскаливает рот в безумной улыбке. — Фарфарелло, — перекатывает он его по слогам и смотрит на Шульдиха, хищно облизываясь.

За ними закрываются двери, и на счете Кроуфорда появляется пятизначная прибавка. У него нет причин жаловаться, ведь четыре человека — укомплектованная команда. Команда, готовая двигаться к намеченной цели.

---

01.01.2015 в 20:21

Пишет  Weiss Kreuz Karneval:

"Равноценный обмен", фанфик для Доктор Амбридж


Для:  Доктор Амбридж
От:

Название: Равноценный обмен
Пейринг: Кроуфорд/Шульдих
Категория: слэш
Рейтинг: NC-17
Жанр: PWP
Комментарий автора: Старое доброе порно.


Красноватое заходящее солнце пробивалось в щели между шторами, разбивая уютный сумрак библиотеки. Его лучи бережно гладили затылок темноволосого мужчины, напряженно замершего перед мерцающим экраном ноутбука.

— Все еще работаешь, Кроуфорд?

Дверь противно скрипнула, и в проеме возник рыжеволосый парень в джинсах и облегающей футболке.

— Не сейчас, Шульдих, — отрывисто предупредил хозяин кабинета.

Тот, не обращая внимания на слова и гневный взгляд, прошелся по нагретому солнцем полу и вальяжно опустился на широкий кожаный диван.

— Я хотел сказать, что Наги и Фарф благополучно добрались до Киото, — Шульдих потянулся и закинул босые ноги на подлокотник.

— Я понял. Теперь убирайся.

— Хамло. Я ему хорошие новости, а меня снова за дверь. — он старательно изобразил обиду.

Кроуфорд возвел очи горе, раздраженно захлопывая ноутбук, откинулся на высокую спинку кресла и, вздернув бровь, окинул нарушителя спокойствия оценивающим взглядом.

— Только давай без этих игр, — предупреждающе вскинул руку Шульдих.

Бровь вопросительно изогнулась.

— О, майн год, — в свою очередь уставился в потолок Шульдих. — Сколько мы знаем друг друга? — Он перевел взгляд на молчавшего напарника и сам же ответил: — Лет шесть. И все это время ты, — он обвиняюще ткнул пальцем в собеседника, — строишь из себя большого босса.

За линзами очков промелькнуло нечто, похожее на удивление.

— Именно, — подтвердил обвинение Шульдих. — Выглаженные костюмчики, дорогие сорочки и галстуки. Начищенная обувь и отполированная кобура. Пафосные встречи, задумчивые взгляды в монитор. Бесконечный кофе и, конечно, биржевые сводки.

Гневный взгляд Кроуфорда его пыла ничуть не уменьшил.

— А что за этим? — Шульдих возмущенно фыркнул: — Мы такая же оперативная группа, как и десятки других. И твои шикарные костюмы никак не влияют на результативность. Вальтер не в пример более лоялен к своим парням, а по результатам намного нас опережает. Вопрос: к чему вся эта пафосная мишура? Мы что, не можем делать свое дело тихо и не высовываясь? Не появляться на встречах, не заводить ненужных, лишних знакомств? Не плести интриги за спиной работодателя?

Кроуфорд сцепил пальцы в замок, опираясь локтями о стол и заинтересованно глядя на напарника.

— О, ну да, — немец наконец перехватил его взгляд. — Я идиот. И клоун. А ты у нас делец, настоящий финансовый воротила.

— Я никогда не считал тебя идиотом.

От неожиданности Шульдих слегка утратил нить рассуждений и прежний запал, но молчать было выше его сил. — Я доверяю тебе, шеф. Но перестаю понимать смысл всей этой мышиной возни. Задание элементарное, к чему усложнять? Мы простая охрана. Чем незаметнее, тем лучше, разве я не прав? К чему твои костюмы? Зачем встречи с инвесторами и брокерами? К чему вся эта фальшивая финансовая активность? Ты же никогда не разбирался в ценных бумагах!

— Фальшивая? — в наступившей после излияний Шульдиха тишине голос Кроуфорда прозвучал угрожающе.

Шульдих резко выпрямился на диване, с настороженностью глядя на огибающее стол начальство, которое медленно приближалось, на ходу снимая очки и ослабляя узел галстука.

— Фальшивая активность? — еще раз повторил Кроуфорд, не то переспрашивая, не то возмущаясь.

Он мягко опустился на диван рядом с Шульдихом, расстегнув пуговицу пиджака и ослабив тесный воротничок рубашки. Шульдих отодвинулся к противоположному концу дивана. Кроуфорд сейчас особенно напоминал хищника. Взгляд его, тяжелый, неотрывный, заставлял нервничать. Нарочито медленные движения и успокаивающий тембр голоса — все, чтобы жертва не была готова к броску.

Шульдих шумно сглотнул, почти почувствовав смертельную хватку на горле.

— Сколько ты в моей команде, Кукловод? — вдруг спросил Кроуфорд, отвлеченно разглядывая стянутый с шеи синий галстук.

Этот простой вопрос неожиданно ввел Шульдиха в ступор.

— С-сколько? Года три, по-моему… — пожал он плечами.

— Три года, — протянул Оракул, не отрывая взгляда от скользящей меж пальцев шелковой ленты.

Шульдих зачарованно глядел на сильные загорелые руки и очень ясно представлял, как они лягут на его бледное горло и стянут, сдавят, как сейчас галстук. И тогда, в последние мгновения, пока тьма не застит глаза, он увидит Кроуфорда близко-близко, так, как не надеялся увидеть никогда. Надо только успеть за это короткое время впитать его всего, унести с собой в небытие. Даже самому себе в темноте собственной спальни Шульдих никогда бы не посмел признаться…

— И сколько из них ты поставляешь информацию Вальтеру? — голос Кроуфорда был сух, как песок Сахары.

— О чем ты? — встрепенулся Шульдих.

Слишком поспешно.



— Ты три года в нашей команде, — Оракул выдавил улыбку. — Но не с нами. — Кроуфорд покачал головой. — Так не может продолжаться вечно. Я терпелив и снисходителен, и даже готов бесплатно снабжать Вальтера дезой. Но твоя преданность этому ублюдку, этому выкормышу Миллера, просто поражает.

— Кстати, — он вновь пристально взглянул на окаменевшего Шульдиха, — я читал твое досье. В неотредактированном варианте. Там были интересные описания экспериментов герра Миллера…

Шульдих зажмурился и опустил голову. Где-то глубоко в подвздошье сжимался колючий ледяной кулак, в клочья размалывавший нутро.

Он не готов был обсуждать свою… проблему. Не здесь. Не сейчас. Не с Кроуфордом.

— Знаешь, Вальтер — он ведь так гордится своей нормальностью, — шепот Кроуфорда раздался совсем рядом, и Шульдих вздрогнул. Его плечи напряглись, когда теплые руки легли у основания шеи. Сейчас. Надо открыть глаза. Выдохнуть что-нибудь колючее и ехидное. — А ты паранорм. Куда уж дальше от его среднестатистических идеалов?

Кроуфорд хмыкнул. Гладкая шелковая лента обернулась вокруг шеи и легла на ключицы.

— Но тебе и этого было мало, да? — Голос Кроуфорда звучал еще ближе, теплое дыхание обдавало щеку Шульдиха. Глубокий бархатный баритон словно сгущал воздух вокруг. — Скажи мне, как давно ты хочешь его?

Шульдих резко вскинул голову и уставился на Кроуфорда.

От обвинений в нелояльности лидеру всегда можно было откреститься. Прямых приказов он не нарушал, а все тесные контакты с группой Вальтера можно было списать на укрепление межкомандных отношений. Кроме того, негласно стукачество в Розенкройц поощрялось. Это помогало держать в тонусе лидеров команд и контролировать их.

С мужеложеством было сложнее.

Или проще.

Гомосексуализм в Розенкройц истерически искоренялся. Под запретом находились не только отношения, но даже мысли и чувства. Любой взгляд, любое слово могло стать причиной для публичного разбирательства, где каждый был препарируемой лягушкой на глазах у толпы. Это гораздо надежнее телесных наказаний отбивало всякую охоту не только искать партнера своего пола, но и вообще заниматься сексом.

— Бред. — Шульдих еще попытался улыбнуться по привычке широко и нахально, но и сам знал — не получилось. Кроуфорд был непозволительно близко, и от горьковатого запаха его парфюма кружилась голова.

— Как ты это представляешь? — Взгляд Оракула без защитного стекла очков пронизывал Шульдиха насквозь. И, как ни странно, в нем не было презрения. — Скажи мне.

— Ты в самом деле думал, что в обмен на информацию Вальтер будет трахать тебя?

Шульдих отшатнулся от откровенности его слов. Думал — не думал? Какая теперь разница?

Кроуфорд стянул концы галстука, накручивая их на кулак, и притянул Шульдиха обратно. Теперь их лица оказались совсем близко.

— Вальтер никогда, слышишь, никогда, не сможет дать тебе того, что ты хочешь, — в голосе Кроуфорда слышались рычащие нотки.

И это был голос… собственника.

— А ты?

Он не ждал ответа – он ждал удара.

Кроуфорд усмехнулся и, потянув за галстук, поднял Шульдиха на ноги. Тот, резко отведя голову, спотыкаясь, попятился. Кроуфорд с застывшей на лице ухмылкой вел его, плотно придерживая шелковый повод.

Наконец бедра Шульдиха коснулись края стола, и он, под давлением продолжавшего приближаться Кроуфорда, вынужден был опереться о теплую полированную поверхность столешницы.

— Неверно поставленный вопрос, — оскалился Оракул. Он плотно прижался грудью к Шульдиху, продолжая удерживать его за обернутый вокруг шеи галстук. — Вопрос в том, сможешь ли ты принять всё, что я смогу дать тебе?

Шепот отравой втекал в уши Шульдиха, все туже закручивая спираль возбуждения, заставляя подаваться бедрами вперед, судорожно глотая ставший невыносимо густым воздух.

— Дааа…

Глаза Кроуфорда потемнели от страсти.

Даже сквозь щиты Шульдих мог чувствовать его возбуждение. Он представил себе член под тонкими брюками — сжатый плотными плавками, разбухший, сочащийся. Рот наполнился слюной, глаза заволокла пелена. Он мог думать только о том, как сможет взять его в рот, провести языком по рельефным венам, ощутить солоноватый вкус головки…

Кроуфорд отступил, галстук повис на шее Шульдиха, задевая сквозь тонкую футболку возбужденные соски.

— Разденься, — глубокий и властный голос обжёг кожу Шульдиха плетью.

Он всхлипнул и уставился на Кроуфорда:

— Я…

— Снимай с себя все или я сделаю это сам.

Шульдих торопливо закивал и стянул футболку. Отбросив ее, он потянул молнию джинсов, позволив им упасть у его ног бесформенной кучей. Белья на нем не было.

Слегка поежившись под пристальным взглядом Кроуфорда, Шульдих потянулся прикрыть руками промежность. Он все еще не мог поверить, что это происходит на самом деле. Как и в то, насколько сильно возбужден.

— Тебе холодно?

Кроуфорд не спешил скидывать одежду и присоединяться к нему.

— Нет.

Шульдих очень остро ощущал свою обнаженность.

— Нет, сэр, — мягко поправил его Кроуфорд. Мягкость отдавала сдержанностью стали.

— Нет, сэр, — послушно повторил Шульдих.

— Страшно? — Кроуфорд ухмыльнулся.

Шульдих покраснел.

— Да, сэр.

— Сядь на стол, — последовал приказ.

Шульдих послушно подтянулся на руках и присел на край стола. Теплая нагретая древесина шелком льнула к обнаженным ягодицам.

— Ложись, — четко произнес его напарник, обводя взглядом контуры тонкого тела.

Шульдих медленно опустился спиной на столешницу, не сводя взгляда с дьявольски ухмыляющегося Кроуфорда. Почему-то показалось, что сейчас он рассмеется, потрет ладони и велит прекращать этот спектакль, заодно предъявит парочку-другую скрытых камер, которые фиксировали всю степень распущенности молодого немца. И вся его жажда, которую, он уверен, невозможно было скрыть, выплеснется серией безобразных кадров. Особенно было неудобно за непреходящую эрекцию, словно она и только она обличала всю степень падения Шульдиха.

— Руки за голову, — прозвучал очередной приказ.

Глаза Шульдиха расширились. Он завел руки, ухватившись ими за край столешницы.

Кроуфорд сделал несколько шагов, приближаясь, затем свернул в сторону, обходя стол с распятым на нем Шульдихом по кругу.

— Какая гладкая кожа, — восхищенно пробормотал Кроуфорд, не сводя жадного взгляда с худощавого и подтянутого тела.

Кончиком пальца он очертил контуры мышц на груди, слегка задев сосок. Шульдих еле слышно застонал, прикрыв глаза. Затем он почувствовал прикосновение к своей ключице. Пупку. Бедру. Предплечью. Ему удавалось оставаться неподвижным, пока Кроуфорд не пробежался пальцами по всей длине члена — тут его бедра взметнулись вверх.

— Лежать, — хриплый голос Кроуфорда стегнул кнутом по оголенным нервам.

Шульдих всхлипнул.

Рука Кроуфорда перестала касаться его, и Шульдих приоткрыл глаза.

Он увидел, что его напарник расстегнул ширинку брюк, и оттуда торчит член. Восхитительно большой.

Кроуфорд спустил брюки, откинув их в сторону, и одним мощным движением забрался на стол, сев верхом на грудь Шульдиха. Взяв свой член в руку, он недвусмысленно направил его к губам Шульдиха.

— Если ты хорошенько постараешься…

Его не нужно было принуждать, он открыл рот и позволил Кроуфорду скользнуть внутрь. Затем поднял голову и начал упоенно сосать, лаская головку языком и захлебываясь слюной. Ощущение члена во рту, неторопливые движения Кроуфорда, его вкус на языке заставили Шульдиха возбудиться еще сильнее. Он извивался на столе, с его собственного члена уже капало на живот.

— Все это хорошо, — сказал Кроуфорд, слезая со стола, — но тебя необходимо научить контролю.

Он обошел стол и жестко сжал щиколотки Шульдиха. Затем поднял его ноги вверх и развел их в стороны, зафиксировав в этом бесстыдно открытом положении.

— Не шевелись.

Шульдих застонал при мысли о том, насколько он открыт сейчас жадному взгляду. Каким он, должно быть, кажется готовым к тому, чтоб его оттрахали. И как он вправду к этому готов со своим стоящим колом членом.

— Ты смущен? — Кроуфорд скинул рубашку, вопросительно глядя на него.

Мощное тело с развитыми мышцами и загорелой кожей вызывало желание почувствовать его тяжесть на себе. Шульдих дернулся, но жесткий голос Кроуфорда вновь пригвоздил его к месту:

— Лежать.

Шульдих с готовностью подчинился.

Кроуфорд приоткрыл дверцу одного из шкафов, в которую было вмонтировано зеркало в полный рост.

— Посмотри на себя.

Шульдих приподнял голову, чтобы видеть. Зеркало отразило его: бедра подняты в воздух, ягодицы широко разведены, яички тяжело повисли. Сжимая в руке галстук, Кроуфорд захлестнул петлей мошонку, приподнял ее, затем позволил упасть, проведя кончиком пальца по чувствительной коже за ней. Шульдих ахнул.

— Не опускай голову.

Шульдих подчинился, мышцы пресса напряглись, обрисовывая подтянутый живот. Кроуфорд открыл ящик стола и достал небольшой тюбик со смазкой.

Член Шульдиха запульсировал при мысли о том, куда ее будут наносить.

Кроуфорд растер смазку между пальцами и, легко прикасаясь, обвел его вход, слегка надавливая и потирая.

Шульдих всхлипнул. Шея уже затекла, но он не опускал головы, наблюдая в зеркало, как длинные искусные пальцы скользят между его ягодицами. Как кончик одного из них слегка входит в его тело, непрестанно двигаясь, скользя внутрь и наружу. Внезапно Кроуфорд остановился. Шульдих вопросительно глянул на него, но тут же ахнул и прикрыл глаза, почувствовав, как палец резко вошел в него до конца. И снова. И снова. Кроуфорд добавил второй палец, и Шульдих откинул голову, застонав. Пальцы ходили в нем, не останавливаясь, заставляя стонать непрестанно. Кроуфорд слегка сгибал их, потирая простату, вынуждая Шульдиха корчиться на столе от немыслимого удовольствия. Когда Кроуфорд добавил третий палец, Шульдих подумал, что уже достаточно готов. Он еще шире развел ноги, бесстыдно предлагая Кроуфорду заменить пальцы членом. Но, словно назло, Кроуфорд остановился, вытащив пальцы совсем. Шульдих снова сфокусировал взгляд на зеркале и увидел, что его анус полностью раскрыт. Затем Кроуфорд резко вернул руку обратно. Снова три пальца. А потом, это казалось невозможным, но в него вошли четыре пальца. Кроуфорд безжалостно пронзал ими Шульдиха опять и опять.

— О! Это… — Шульдих прикусил губу, застонав.

Рядом он слышал хриплое дыхание Кроуфорда. Немец приподнялся и задохнулся. Вид пальцев Кроуфорда, исчезающих в нем, почти привел его на грань.

— Нравится? — хрипло спросил Кроуфорд.

— Даа, — простонал Шульдих.

Пальцы исчезли. Кроуфорд загородил собой вид в зеркале. Склонившись над Шульдихом, он надавил головкой своего члена на его растянутый вход, а затем плавно вошел в него.

Шульдих чувствовал, что он полностью во власти этого человека. И это осознание подталкивало его к грани более всего остального.

Он встретился взглядом с темными глазами Кроуфорда и, ухмыляясь, сжал задницу вокруг этого большого члена.

— Ах, ты… — Кроуфорд задрожал и толкнулся глубже, входя на всю длину. Шульдих снова сжал мышцы. Ощущение того, как горячий член проникает в него, заставляло Шульдиха сходить с ума от возбуждения.

Кроуфорд обхватил руками его приподнятые ноги и начал трахать его, завороженно глядя на то, как его член входит и выходит из растянутого отверстия.

Шульдих полностью отпустил себя, он с наслаждением принимал член, подаваясь бедрами навстречу Кроуфорду. Тот ускорил движения, каждым ударом касаясь простаты, распаляя партнера все сильнее.

— Давай, — прошептал Кроуфорд, — кончи для меня. Сильно.

— Майн год! — этому приказу Шульдих не мог сопротивляться. Опаляющее удовольствие пробежало по нервам, выгибая позвоночник и выплескиваясь длинными тягучими струями на живот.

— Да, — простонал Кроуфорд и с силой вошел в него еще раз, наполняя его горячей спермой. Затем он вышел, и Шульдих почувствовал, как по его ягодицам стекает жидкость. Кроуфорд собрал ее пальцами и воткнул их в растянутое отверстие.

— Ты не представляешь себе, как соблазнительно выглядишь, — восхищенно сказал он. — Сейчас, когда моя сперма вытекает из тебя.

Кроуфорд пальцами собрал с живота Шульдиха капли спермы и протолкнул их внутрь еще сжимающегося входа.

Шульдих задохнулся, выгибаясь, подставляя жадному взгляду Кроуфорда шею и грудь с твердыми сосками.

Кроуфорд опустил порядком затекшие ноги Шульдиха и прошелся языком по плоскому животу. Затем помог ему подняться и упасть на диван. Ноги Шульдиха не держали.

— Это была впечатляющая демонстрация, — ухмыльнулся он. — Если на переговорах ты используешь такие же методы, я не удивляюсь твоим успехам.

— Значит, ты все-таки признаешь, что я делаю успехи, а не просто «произвожу впечатление»? — в тон ему поинтересовался Кроуфорд, растягиваясь рядом на диване.

— Я никогда так не думал, — невинно пожав плечами, ответил Шульдих. И на вопросительный взгляд Кроуфорда пояснил: — Ну, надо было как-то поколебать твою уверенность. Видишь, чем это обернулось.

Он обвел рукой свое тело, глаза его светились удовольствием.

— Ах, ты… — Кроуфорд потянулся рукой к его шее, но Шульдих оказался проворнее и, перехватив руку шефа, прижал ее к дивану, взгромоздившись сверху на Кроуфорда. Губы расплылись в довольной ухмылке.

Кроуфорд пристально взглянул в его глаза и спросил:

А как же Вальтер?

Шульдих на миг задумался, сведя тонкие брови. Потом вновь улыбнулся и, поцеловав Кроуфорда в кончик носа, произнес:

— Вальтер предпочитает связать своих людей кровью.

— А я?

— Ммм… Спермой?

— Хм.

— Твой способ, определенно, лучше.

---

03.01.2013 в 21:53

Пишет  Weiss Kreuz Karneval:

"Фитиль", фик для Becky Thatcher
Для:  Becky Thatcher
От:

Название: Фитиль
Автор: [J]Пухоспинка[/J]
Бета:  Илана Тосс
Пейринг: Кроуфорд/Шульдих
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: NC-17
Размер: мини (5 116 слов)
Комментарий автора: Розенкройц, АУ, ООС


Шульдих скучал. Первая совместная практика у телепатов и оракулов должна была начаться только через двадцать минут, а он за каким-то хреном торчал в пустой аудитории и рассматривал плакаты на стенах. На ближайшем из них была красивая схема зависимости силы оракула от крепости его щитов. Шульдих бессмысленно пялился на кривую, уходящую в бесконечность: чем сильнее оракул, тем меньше у телепата шансов его «услышать». У приличных оракулов была полная невосприимчивость к телепатии, которую приходилось долго преодолевать. Точнее, телепат специально настраивался на разум партнера-оракула. И не всегда это было безболезненно. Впрочем, «неприличных» на третьем курсе не водилось — дойдя до своего «потолка», паранормы выпускались, чтобы трудиться на благо Эсцет. Кто как мог, конечно. Сильнейшие же продолжали обучение.

Настроение было, откровенно говоря, паршивым — пару дней назад на телепатическом спарринге его щиты пробили, да так качественно, что пришлось овощем сутки проваляться в стационаре на внутривенном. От воспоминаний Шульдих поморщился — он не любил получать по носу. Было не столько неприятно, сколько до жгучей обиды стыдно, что он умудрился расслабиться и подставиться. А еще это отразилось на его текущем статусе — с пятой позиции в общем табеле учащихся Розенкройц он переместился на предпоследнее место. Хреново. Потом он, конечно, нагонит, но первой пятерки ему теперь не видать, как своих ушей.

От всего этого во рту который день был кисловатый привкус, от которого не получалось избавиться, в желудке ворочался тяжелый ком, а еще, похоже, он генерировал такую отрицательную волну, что его обходили стороной даже преподаватели. Это означало — щиты полностью расшатались. Дерьмо.

Шульдих пошевелился, вытягивая затекшие ноги. Даже если отвлечься от злости и жалости к самому себе, перспективы вырисовывались нерадужные. Оракулы, с которыми телепатов разобьют сегодня на пары, скорее всего, станут их постоянными партнерами. По сути, именно сейчас решалось его будущее. Шульдих скрипнул зубами. Если бы совместная практика началась на несколько дней раньше или, наоборот, хотя бы на неделю позже — он успел бы восстановиться. Оставался один шанс — среди оракулов их года обучения было несколько новичков из американского филиала Розенкройц. Можно было попробовать «подцепить» одного из них. Главное — начать работать, чтобы тот увидел способности и возможности Шульдиха.

Что-то зудело едва заметно над самым ухом, и Шульдих поморщился, отмахиваясь. Раздражающее зудение не прекращалось, пока, наконец, Шульдих не врубился, что он поймал чью-то «волну» — и сейчас слышит остаточный фон чужих мыслей. Этого только не хватало, мать вашу. Он глянул на часы — до начала занятий оставалось пять минут. И на кабинет уже надвигался вал человеческих сознаний, в котором помехой мерцал чужой разум. Мерцание приближалось, и пока Шульдих соображал, что тут забыл паранорм, который настолько не умеет скрывать мысли, двери распахнулись. Телепаты ввалились шумной толпой, весело рассаживаясь по местам. Появившиеся следом оракулы неторопливо переговаривались, перебрасывались шутками со знакомыми телепатами и тоже устраивались. К Шульдиху, сидевшему за последней партой, никто не приближался. А тот, расслабившись, внимательно рассматривал новичков — а заодно пытался определить, кто из оракулов настолько слаб, что его мысли может считать даже Шульдих в своем-то состоянии. Сейчас настойчивый звон чужого сознания превратился во вполне оформленные мысли, которые доносились до Шульдиха, вынуждая морщиться: как, будучи очевидным слабаком, можно было иметь такое самомнение. Неизвестный оракул совершенно явно считал окружающих мусором под своими ногами. Говнюк.

Новичков оказалось трое. Все трое — высокие парни в костюмах-тройках и налетом чего-то такого неуловимого, что дают только Штаты — налетом превосходства, денег и легкой развязности. Они широко улыбались, сверкая улыбками от лучших стоматологов, и жали руки всем подряд.

«Интересно, здесь есть поблизости рукомойник? Похоже, пригодится», — донеслось до Шульдиха, и он зло отвернулся к стене.

А когда развернулся к преподавательской кафедре, выяснилось, что все расселись по местам, кроме одного. Оракул, из тройки американцев, стоял посреди кабинета и рассеянно оглядывался. Тряхнул головой и поправил очки — стекла матово блеснули, челка упала на лоб. А потом посмотрел на Шульдиха. Настойчивый шепот мыслей стал более внятным, и Шульдих покраснел от подслушанной оценки собственной внешности: «Валить за ближайшим углом и ебать до потери сознания». Мать твою, он мало того, что бездарность, так еще и педик! Шульдих сдержал рвущуюся изнутри ярость, глядя, как американец плавно движется к нему. Чем ближе он подходил, тем явственнее Шульдих ощущал покачивающуюся вокруг него ауру силы. Возможно, не оракул. Возможно, берсерк или психокинетик — лезли в голову лихорадочные мысли. Возможно, прорицание — его побочка, тогда понятно, что делает слабый оракул вместе в старшей группе.

— Мистер Кроуфорд, — дверь распахнулась, и в кабинет вплыл сначала живот доктора Штайна, а потом и он сам. — Вы уже выбрали себе место?

— Да, — отозвался американец, не сводя сосредоточенного взгляда с Шульдиха, — я расположусь здесь.

У него оказался низкий голос с бархатными нотками. «Валить и ебать», — припомнилось Шульдиху. Сука. Педрила американский.

Парень уселся рядом, и Шульдиха накрыло тонким ароматом парфюма. Он смотрел на золотую булавку в галстуке, изучал очки без оправы и чувствовал, как в сознание бьются чужие мысли — прохладные, отстраненные, окрашенные легким интересом. Словно его изучали, разложив на стекле микроскопа.

— Кроуфорд, — протянул руку американец и фальшиво, широко улыбнулся. — «Нос воротит, щенок».

А еще Шульдих улавливал сексуальный интерес к своей персоне. Интерес и легкое недоумение, смешанное с весельем: парню, этому Кроуфорду, нравились ухоженные брюнеты или шатены, гладкие, аккуратные, одетые с иголочки; те, с кем можно было поговорить о деньгах, дорогой технике и других мужиках. Удобные.

Шульдих посмотрел на протянутую ладонь и процедил:

— Рукомойники на минус втором этаже, прямо и налево, — шквал растерянных заметавшихся мыслей обрушился на Шульдиха с такой силой, что ненадолго дезориентировал.

Он смотрел в безмятежное лицо Кроуфорда, слушал обрывки мыслей, которые тот явно пытался упихать под дополнительные щиты, и чувствовал себя отомщенным. Его губы растянулись в улыбке, и Шульдих добавил:

— Там даже полотенца есть. Одноразовые.

Высокомерный мудак. Пусть знает свое место. Плевать, кем он там был в своем американском филиале. А здесь он просто третьесортный оракул. Шульдих отвернулся, а грохот журнала возвестил о начале занятия, и стало не до Кроуфорда — теперь уйти бы относительно целым. Доктор Штайн жалеть не будет, его методы — бросаем паранорма в пекло и смотрим, что из этого выйдет.

***

Из кабинета Шульдих вышел последним. Точнее, выполз на подгибающихся ногах, мечтая где-нибудь сдохнуть. Так вот оно как — быть слабым.

Когда он встал напротив первого из оракулов его потока — Джека Вэйнса — он не думал, что все окажется настолько плохо. Его сознание плющилось о чужие щиты, как желе, рвалось в клочья, а сверху добавляли телепаты, занимающиеся со своими напарниками. Их мысли и отголоски атак на щиты оракулов елозили по нервам наждачной бумагой, отчего хотелось обхватить голову и завыть.

К своей чести, Шульдих прошел всех оракулов, которых выставлял против него доктор Штайн. Правда, последних троих он не помнил. Кажется, где-то в этом потоке затесался Кроуфорд, поскольку чужие, полные скучающего раздражения мысли преследовали его все занятие.


Шульдих привалился к стене и постарался отдышаться. К горлу все еще подкатывала тошнота, от воспоминаний о равнодушных взглядах, которыми награждали сокурсники, трясло. Они смотрели на него как на пустое место, которому нечего делать среди «старшего» потока — и это было правильно, слабакам действительно нечего делать в Розенкройц. Они шли дальше, Шульдих оставался позади.

«Отмыть, приодеть — будет очень даже ничего», — окрашенная эротическим интересом мысль хлестнула по разуму, заставляя вскинуться — и Шульдих зашипел от головной боли.

Перед ним стоял Кроуфорд и насмешливо щурился из-под очков. Все же таки, кто он такой, что его с позором не выперли с занятия? Может, чей-нибудь важный сынок из тех, на чьи деньги живет Розенкройц? Тогда понятно, откуда привычка смотреть на всех, как на говно. Ну и поведение Штайна объяснимо. Шульдих почувствовал, что смертельно устал. Как будто на плечи легла бетонная плита и сейчас прижимала его к полу. Он отлепился от стены и побрел к лифту — хотелось добраться до туалета, сунуть голову под ледяную струю и так стоять, пока не полегчает.

Кроуфорд неотступно следовал за ним. Вошел в лифт и нажал кнопку минус второго этажа, запомнил, козел. Руки, наверное, помыть хочет. Все той же неслышной, обманчиво мягкой тенью зашел в туалет. Шульдих дошатался до ближайшего крана и с силой выкрутил холодную воду, подождал, пока протечет, наклонился и сунул голову под кран. Затылок обожгло, ледяная вода потекла за шиворот, но Шульдих продолжал стоять. Молоточки в висках немного затихли, и, кажется, мозги встали на место. По крайней мере, сейчас Шульдих себя чувствовал человеком, которому хреново, а не амебоподобным говном, которое размазывают по стенам.

Он скосил глаза. Рядом, в соседней раковине, неторопливо мыл руки Кроуфорд — у него были крупные холеные ладони с подвижными пальцами. А вот костяшки суставов выглядели так, словно их обладатель часто пускал кулаки в дело. Шульдих моргнул и послал к черту неуместные эмоции вроде недоумения.

Когда зубы начали выстукивать дробь, Шульдих закрыл воду, отжал волосы и помотал головой. Брызги полетели на неторопливо вытирающего руки Кроуфорда. Шульдих ожидал вспышки гнева и мысленной грубости, но до него донеслось только снисходительное веселье — Кроуфорд развлекался.

— Чего тебе от меня надо? — Шульдих тяжело оперся на раковину.

— Хочу пригласить на свидание, — без тени смущения ответил тот.

Шульдиха передернуло от легкой, уже знакомой, дымки эротического желания, направленного в его сторону. Он никогда раньше не чувствовал ничего подобного в отношении себя. С педиками не сталкивался, а женщины хотели Шульдиха совсем иначе. Желание женщин — даже женщин постарше — ощущалось мягко и провокационно, окутывало голубой дымкой, зыбкой и эфемерной, от нее сосало под ложечкой и учащалось дыхание. Желание Кроуфорда было как яркое оранжевое облако, которое давило на плечи и сворачивалось в желудке плотным комом. Кроуфорд любил подчинять, а мысли, которые вырывались на поверхность, словно сгустки пара из гейзера, предельно цинично и откровенно демонстрировали его отношение. «Интересно, красится или нет? Проверить бы», «Колени наверняка худые и костлявые», «Рот… умеет сосать?».

От них бросало то в дрожь, то в холод, Шульдих отчаянно пытался закрыться, чтобы не слышать этого бреда, но сам он не мог сдвинуться с места — Кроуфорд завораживал своей наглостью.

— На свидание? — голова снова начала болеть.

— Да, — Кроуфорд ловко попал скомканным бумажным полотенцем в дальнюю урну. — Ужин, немного разговоров, секс.

Да, такая наглость воистину завораживала. Будь у Шульдиха хотя бы половина его силы, этот мудак сейчас лежал бы с пережженными нейронами.

— Ты всерьез считаешь, что я соглашусь? — недоверчиво уточнил Шульдих. Глаза застилала белая ярость.

— Почему нет? — Кроуфорд поправил очки. — Ты можешь предаваться жалости по поводу проваленной практики, а можешь получить удовольствие.

Шульдих аж задохнулся от злости, а Кроуфорд невозмутимо продолжал:

— Это всего лишь новый сексуальный опыт, только и всего. Ты меня заинтересовал, — удивленная мысль эхом продублировала эти слова. — Уверен, мы неплохо проведем время.

Шульдих тупо смотрел перед собой, чувствуя, как его раздевают взглядом.

— К тому же, у меня отдельная комната, нам никто не помешает. Ты сможешь выспаться.

А вот это была чистая правда. Телепаты жили блоками по четыре человека, считалось, что так они быстрее совершенствуются в контроле над разумом. Оракулы же всегда находились особняком, им требовалась полная изоляция.

Шульдих представил, как он, с убитыми щитами, будет находиться среди еще трех телепатов, и поежился. Он так никогда не восстановится. А ближайшие дни превратятся в ад. Да что же с ним такое, черт побери.

Кроуфорд продолжал смотреть насмешливо, и Шульдиху впервые пришло в голову, что перед ним оракул, пусть и хреновый. И, может быть, он знает исход переговоров.

— Ты предвидел?

— Нет, — легко отозвался Кроуфорд, и Шульдих считал легкую досаду — Кроуфорд действительно не мог его «видеть».

И тут Шульдиха внезапно отпустило. Или, наоборот, вернулась чудовищная усталость. Голова стала пустой и легкой, его охватило безразличие. В конце концов, какая, в сущности, разница, как проводить вечер? Возможно, это действительно окажется интересным. Можно будет расспросить Кроуфорда об американском отделении, о том, как такой как он попал на старшие курсы. Шульдих тряхнул мокрыми волосами.

— Так ты согласен? — в голосе Кроуфорда звучало веселье, и Шульдих глянул угрюмо:

— Все-таки прорицаешь?

— Да нет же, — легко отозвался Кроуфорд — он вдруг как будто разом помолодел и стал походить на ровесника, хотя до этого Шульдих считал, что Кроуфорду не меньше двадцати пяти. — У тебя на лице все написано, — усмехнулся он.

Шульдих сжал губы.

— Сначала я хочу выспаться.

Кроуфорд опустил руку в карман и достал плоскую карту-ключ.

— Моя комната — четыреста шестнадцатая. Чувствуй себя, как дома, — он снова усмехнулся — захотелось врезать по физиономии — вложил Шульдиху в ладонь карту, развернулся и зашагал прочь.

Шульдих оторопело смотрел на ключ, потом перевел взгляд на удаляющуюся спину Кроуфорда.

— А…

— Как придешь, занимайся чем хочешь, — кинул тот через плечо, открывая дверь, — меня не будет до семи — еще две практики и семинар.

Шульдих тупо кивнул, не осознавая, что Кроуфорд не видит его «ответа», потом открыл рот, но дверь уже захлопнулась. И одновременно стал удаляться навязчивый фон мыслей, которые сам Шульдих охарактеризовал бы как «приподнятые». Это из-за него, что ли? Охренеть. И тут же разозлился — потому что почувствовал себя польщенным.

Карточка жгла пальцы, и до Шульдиха начало медленно доходить. Тишина. Сон. Покой. Так какого хрена он стоит? Пригладив волосы и даже почти не шатаясь, он поспешил к себе — стоило вымыться и переодеться. Свидание, как-никак. Пусть, в первую очередь, и с чужой подушкой. Мысль о том, что это свидание с мужиком, Шульдих отодвинул подальше. Сначала спать, а там видно будет — это принцип его еще никогда не подводил.


В его собственной секции — каморке с двумя двухъярусными кроватями — царил ровный гнетущий гул далеких мыслей. Шульдих медленно раздевался, стягивая насквозь промокшую форменную рубашку, и пытался понять, что изменилось. По-прежнему раздражающе тикали круглые металлические часы над дверью, из-под покрывала торчал белый уголок подушки, а на откидном столике все еще стоял недопитый чай. Сучьи выкормыши. Не вынесли и не убрали.

Телепаты, с которыми делил жилище Шульдих, были намного слабее, старались поддерживать с Шульдихом хорошие отношения и время от времени помогали со всякой мелочью — принести свежее белье из прачечной, вовремя разбудить, помыть посуду… Сейчас грязный стакан с остатками холодного чая, подернутыми масляной пленкой, сиротливо ютился на столе. Надо же. А Шульдих и не замечал, насколько привык к этим маленьким знакам внимания. Он протянул руку и взял стакан. А потом с размаху грохнул о стену. Стакан разбился с противным хрустом, темная жидкость потекла по светлой крашеной поверхности. Сначала — чай, потом — пропадет одежда, после — забьют на очередном занятии: не из-за чего, просто так, потому что могут, ведь даже слабым телепатам нужна уверенность, что они на что-то способны.

Шульдих зло сорвал остатки влажной одежды и пошел в душ — бесценное время, отведенное на спокойный сон, утекало. Одеваясь, Шульдих зацепил далекий отголосок мыслей товарищей, подхватил ключ-карту и заторопился прочь. Видеться сейчас ни с кем не хотелось.


Сектор оракулов встретил его тишиной, пальмами в кадках и репродукциями картин на стенах. Можно было подумать, что он попал в гостиницу средней руки. Перед дверью нужного номера он помедлил, а потом приложил карту. Замок щелкнул, и Шульдих шагнул внутрь.

А неплохо. Он оценивающе осмотрелся, сбросил ботинки и прошелся по мягкому ковру. Тронул стену, кончиками пальцев чувствуя ее толщину — звукоизоляция отменная.

В целом комната оракула оказалась стандартных размеров. Но здесь была всего лишь одна койка, точнее даже не узкая типовая койка, а нормальная кровать, нашлось место для рабочего стола и кресла, шкафа с книгами, а за неприметными дверями оказались ванная и маленькая кухонька. Да и вообще, несмотря на отсутствие личных безделушек, полупустой чемодан, небрежно задвинутый под стол, комната казалась уютной.

Навалилась тяжесть, как будто он сдавал марафон в одной группе с берсерками — и такое бывало, — Шульдих отчаянно зевнул и непослушными руками принялся расстегивать пуговицы на рубашке. От усталости сознание проваливалось в черный тоннель, спать хотелось так, что подташнивало. Шульдих расстегнул ремень, вытянул из шлевок, и на это, кажется, ушли последние силы. Уронив ремень на пол, он, спотыкаясь, добрался до кровати, тяжело рухнул, подобрал ноги, укладываясь, и моментально провалился в сон.


Разбудил его аромат кофе и монотонное бормотание чужих мыслей. Руки и ноги были как ватные; похоже, Шульдих так ни разу не пошевелился с того момента, как лег. Он с трудом потянулся и раскрыл глаза.

— Кофе будешь? — поинтересовался Кроуфорд, не размыкая губ. И протянул большую, исходящую ароматом кружку. Кружка увеличилась в размерах, накатила, наехала на поле зрения, содержимое темным водоворотом плеснуло в лицо.

Шульдих заморгал, неловко приподнялся и ухватил ее за ручку. От мимолетного прикосновения пальцы жгло, или был виноват долбанный кофе? Шульдих глотал, не замечая ни температуры, ни вкуса — его дела были совсем хреновы. Он начал «проваливаться» в чужое сознание. Пройдя этап фоновых шумов и мыслей, он начал видеть направленные образы. Это означало, что щиты либо истончились, либо совсем разлетелись к херам. И все, что удерживало Шульдиха от безумия — изоляция на комнате оракула и тот факт, что сам оракул не блещет силой.

Кроуфорд вышел, а через минуту вернулся с такой же кружкой, наполненной кофе, присел рядом и задумчиво сделал глоток. Шульдих попытался нащупать собственные щиты и закусил губу. Их не было. Вообще. Даже интересно, сколько у него осталось времени? Розенкройц вкладывали кучу денег в паранормов, а после использовали по максимуму, выжимая все соки. Но иногда случались накладки, и можно было пополнить ряды подопытных кроликов. Говорят, на самых нижних уровнях Розенкройц, где находились лаборатории, на таких паранормов всегда была большая очередь — на пару лет вперед, ибо материала не хватало.

Шульдих залпом допил кофе и повертел головой, ища, куда бы пристроить кружку. Так и не найдя подходящего места, он просто наклонился и поставил ее на пол. А потом снова улегся, осматриваясь.

Сейчас он обратил внимание, что в комнате царила полутьма, работала только настольная лампа — похоже, Кроуфорд занимался. Он был без пиджака, рукава белоснежной рубашки в тонкую серую полоску были закатаны по локоть. Пижон.

Шульдих прислушался — точно. Отголоски мыслей о совместимости и путях взаимодействия с телепатом прошлись по сознанию ножовкой. Впрочем, странно было бы ожидать иного — оракулы прибыли на совместную практику, и даже Кроуфорда должен беспокоить будущий партнер, раз уж он решил работать с телепатом.

— Все-таки рыжий, — в мысленном голосе Кроуфорда насмешки было на порядок больше. И желания — тоже. Черт.

Шульдих посмотрел на себя — полы рубашки разошлись, брюки без поддержки ремня съехали, и было отчетливо видно густую рыжую поросль, спускавшуюся в трусы. Кроуфорд смотрел так жадно и думал так громко, что его возбуждение начало постепенно передаваться Шульдиху. Сраная эмпатия. Сраный оракул. Сраное все — и Шульдих судорожно выдохнул, втягивая живот, по которому скользил взгляд Кроуфорда.


Чужое желание обволакивало так плотно, что Шульдих покачивался в нем, словно в коконе. Собственные мысли стали вязкими и ленивыми, зато тело реагировало на каждое движение Кроуфорда — кажется, даже на взмахи ресниц. Тот изучал Шульдиха сосредоточенно, при этом вспоминал его базовые характеристики — недельной давности, не те, что сейчас; будь Шульдих в другом состоянии, он бы восхитился подходом — узнать все о том, кого хочется трахнуть. Основательно. Где-то в глубине мелькали соображения, что они были бы неплохой связкой, заставившие поморщиться — ключевое слово тут «были».

А еще Шульдиха начало потряхивать. Он видел Кроуфорда, его мускулистые руки и гладкую мощную грудь в расстегнутом вороте рубашке, слышал его мысли, ощущал себя его глазами и боялся. Не насилия или еще какой чуши — а того мутного потока, что поднимался изнутри. Того, что он уже — пусть даже только внутренне — на все согласился. Что это будет первый раз, когда он — возможно! — повернется к другому спиной. Доверится. Шульдиху не хотелось анализировать свое состояние и задумываться, почему собственная задница казалась такой уж ценностью, почему он, представляя себе дальнейшее, пугался какой-то нелепой беззащитности. Это было даже тупо — он никогда не боялся, что ему набьют лицо и долбанут по голове, нет, неприятно, конечно, а если долбанут как следует — прощай способности, а то и жизнь; зато при этом переживал за жопу.

Кроуфорд встал рывком. Со стуком поставил чашку кофе на стол, темная жидкость плеснула на полированную поверхность. Постоял, глядя на Шульдиха, и стекла очков блеснули ртутью, заставили сжаться и сглотнуть.



Раздевался Кроуфорд медленно, сосредоточив все мысли на том, чтобы не потерять контроль, не выдрать пуговицы с мясом, не взять Шульдиха, едва сорвав с него штаны. От поднимающегося в Кроуфорде черного желания Шульдиха мутило и трясло. Он, как завороженный, смотрел, как дрожат пальцы Кроуфорда. Тот, наконец, расстегнул последнюю пуговицу и вытянул рубашку из-за пояса, чертыхнулся. Он вообще все это время мысленно ругался, и это надежно отвлекало Шульдиха от других, более глубоких мыслей, вязких и похотливых.

Когда рубашка упала на пол, Шульдих понял, что сильно недооценивал Кроуфорда. У того оказались широченные плечи, под гладкой кожей заиграли мускулы, когда Кроуфорд наклонился, чтобы снять брюки и носки.

Трусы он снимать не стал. Шульдих смотрел на узкие плавки, обтягивающие возбужденный член, на густую черную поросль на животе, и его трясло все сильнее. Кроуфорд скользнул на кровать рядом с ним, прижался на миг — Шульдих почувствовал его жар — а потом небрежным жестом снял очки.

Без них Кроуфорд оказался моложе — и красивее. Он щурился, и на щеки падала неровная тень от ресниц, взгляд словно стал мягче и мечтательнее, хотя Шульдих знал, что впечатление обманчиво — просто так выглядит близорукость.

Когда обжигающе горячая ладонь легла на живот, Шульдиха подбросило. От прикосновения, от огня, что разлился по телу, от собственного стояка, распирающего штаны и неловко трущегося о грубый шов, от запаха Кроуфорда и его дыхания, от влажного пятна у того на трусах. Шульдиха трясло, когда Кроуфорд гладил его по плечам, освобождая от рубашки, когда невесомо касался губами кожи, легко щекоча короткими выдохами. Он нависал, накрывая собой, прижимая к кровати и потираясь членом о бедро Шульдиха, осторожно расстегивал брюки, и Шульдиха попеременно кидало то в жар, то в холод от случайных прикосновений к возбужденному члену.

Он сам потянулся к трусам Кроуфорда. Тяжело дыша, подцепил резинку, высвобождая горячий, пряный, пахнущий смазкой член. Неловко сжал головку, смакуя бархатистость кожи и глухой громкий стон, которым отозвался Кроуфорд. Потом приспустил трусы, высвобождая член полностью, обнажая тугую мошонку. Кроуфорд извернулся, сбрасывая трусы, навалился на Шульдиха, жадно зашарил руками по телу, уже не сдерживаясь, громко выстанывая в унисон с собственными мыслями, которые ходили по кругу, словно их заклинило: вставить, взять, поцеловать, раздвинуть, смазать.

Шульдих из последних сил сжимал губы — если он сейчас издаст хотя бы звук, то уже не остановится. Но как же хорошо, черт, как хорошо, когда сильные жесткие ладони разминают ягодицы, когда ласкают мошонку прямо там, где надо. И Шульдих выгнулся, развел колени, глухо вскрикнул, когда Кроуфорд сжал его член. Тот надрачивал неторопливо, заставляя сжиматься, выгибаться и стонать все громче, всхлипывать, цепляясь Кроуфорду за шею.

Кроуфорд вылизывал его сосок, а Шульдих прижимал к себе черноволосую голову, мечтая, чтобы это было жестче, сильнее, быстрее. И словно откликаясь, Кроуфорд с силой присосался к коже, будут засосы, и хрен с ними, только бы еще. Шульдих всхлипнул.



Когда между ягодиц скользнули пальцы, закружили вокруг заднего прохода, лаская, Шульдих будто он весь превратился в оголенный нерв, который сейчас пытали наслаждением, он выдохнул глухое «Ах», отдавшееся у Кроуфорда в сознании огненной волной. И теперь тот просто монотонно чертыхался, и от звуков его голоса Шульдиха крыло до темноты перед глазами.

Смазку на заднице он даже не ощутил — просто в какой-то момент пальцы, ласкавшие анус, заскользили, проталкиваясь внутрь совсем ненамного, а Кроуфорд задышал тяжелее. Шульдих смотрел в подернутые возбужденной мутью глаза и читал его, как открытую книгу — тот был на пределе. На таком пределе, что не помнил себя. И Шульдих проваливался в Кроуфорда, утопал в его глазах и жаре тела. Он давно перестал чувствовать, где верх, а где низ, вокруг него вращались разноцветные линии геометрических фигур, складываясь в причудливые мозаичные узоры.

А потом из легких словно выбило воздух, и его выбросило из чужого разума. Разом обрушилась сила тяжести, звуки, запахи, лицо Кроуфорда оказалось так близко, что Шульдих мог различить крошечные золотистые крапинки на карей радужке.

В задний проход уперся твердый член. Зрачки Кроуфорда расширились, верхняя губа вздернулась, словно в оскале. Было больно. Шульдих тонул в чужом наслаждении.

— Больно, — проговорил он всхлипывая. Член проталкивался в него, мучительно растягивая ткани. — Больно. Больно. Больно. — Боль помогала держаться за собственный разум.

Кроуфорд безумно улыбался.

— Больно! — резь в прямой кишке затопила сознание. Кроуфорд сдавленно дернулся, а по лицу Шульдиха потекли слезы. Он всхлипывал, насаженный на толстый член, словно на раскаленный штырь, рыдания рвались из горла, это же было больно.

— Ммм, тшшшш, — голос Кроуфорда доносился как будто издалека. Он подложил под затылок Шульдиха ладонь, и начал покачивать на себе, толкаясь внутрь. — Сейчас пройдет.

Шульдих верил ему, соглашался и плакал. Слезы катились по лицу, а сам он цеплялся за Кроуфорда, обнимая за шею. А тот двигался внутри размеренно и неторопливо, хлюпая смазкой и потираясь мошонкой о промежность. Потом судорожно выдохнул, выгнулся — и врубился в задницу одним мощным толчком, обжигая внутренности. Шульдих заорал, колени ослабли, мышцы превратились в кисель, тело покрылось холодным потом, а Кроуфорд трахал его, загнув, и все, что было в его раскаленном от удовольствия сознании — скользкая тесная дырка, в которую он долбился.

Шульдих рыдал, вскрикивая при каждом толчке: не осталось ничего, кроме безумия Кроуфорда и его горячего тела. Шульдих вцепился в плечи, погружаясь в это безумие, а Кроуфорд обнял его одной рукой, второй оперся на кровать и продолжил толкаться в него, дрожа всем телом.

Потом он застонал, подхватил Шульдиха под мышки. Комната перевернулась, когда Кроуфорд усадил его себе на колени. Член на миг выскользнул, оставив чувство пустоты, но тотчас вернулся, проник глубже, и Шульдих заорал, задергался, размазывая слезы.

— Никого не было до меня, да? — сорвано шептал Кроуфорд, подбрасывая Шульдиха на коленях и с силой насаживая на член. — Не было, да, не было… — он не спрашивал, он утверждал, а Шульдих всхлипывал, прижимаясь к Кроуфорду всем телом, соглашался, а тот двигался все быстрее. Толчки стали торопливыми и неровными, Шульдих застонал, удерживая ритм, потому что ему хотелось сильнее, размереннее — он уже всхлипывал не от боли, а от возбуждения. Проваливаясь в сознание Кроуфорда, он видел себя его глазами, видел собственный, зажатый между животами член с алеющей головкой, видел потемневшие глаза, влажную, прилипшую ко лбу челку, полуоткрытый рот, в который Кроуфорду так хотелось вставить. Выныривая из чужого сознания, Шульдих хватал воздух и терся и мокрую от пота кожу, мучительно насаживаясь на член.

Широко раскрыв глаза, Шульдих смотрел на лицо Кроуфорда: какое-то беззащитное и безгранично удивленное, оно исказилось, Кроуфорд обхватил Шульдиха за плечи, отчаянно прижимая к себе, и кончил — глядя все так же потрясенно и потерянно. От этого зрелища Шульдиха скрутило и потащило за собой, обожгло водоворотом желания — и он, извиваясь, кончил следом так сильно, что на долгий миг в глазах потемнело.


Он очнулся, все еще прижимаясь к Кроуфорду, помотал головой, приходя в себя окончательно.

— Ну и глазищи у тебя, — прошептал Шульдих, касаясь губами гладко выбритой щеки.

Задницу распирал пульсирующий член, сперма стекала по промежности и скользила по животу.

Кроуфорд моргнул — длинные ресницы опустились и взметнулись вверх, задрожал, шумно выдохнув, и начал заваливаться набок — вместе с Шульдихом.

По телу разливалась теплая, пряная истома.

Шульдих лежал в объятьях так и не разомкнувшего рук Кроуфорда и чувствовал себя непривычно. Как будто его выстирали изнутри, выбелили и отжали. Пусто, гулко, мокро и хорошо. Тикали часы, размеренно вздымалась грудь Кроуфорда, анус пощипывало — но все это было не то. Случилось что-то еще, что Шульдих никак не мог вычленить из потока поступающей информации, потому что тяжелые веки смыкались, и хотелось немного поспать.

— Не дрыгался бы, быстрее заснул бы, — донеслась до него отстраненная мысль Кроуфорда.

Шульдих привычно отгородился от его пылающего разума, погрузился в благословенный покой, который ничто не нарушало, кроме ощущений собственного тела. Все, что могло случиться, уже произошло. Сейчас ему хотелось спать.



На этот раз он проснулся сам. Комната насквозь пропахла сексом и кофе, Кроуфорд спал, вытянувшись во всю длину, подложив одну руку под подушку, второй обняв Шульдиха. Задница охренеть как болела, и что-то подсказывало Шульдиху, что нормально сидеть получится нескоро. Он изучал строгое во сне лицо Кроуфорда, обводил взглядом плечи, вспоминал, как тот кончал — и от этого возвращалось возбуждение.

Шульдих отвел глаза и посмотрел на его бедра — тонкое покрывало едва прикрывало ягодицы, гладкие, бледные, с двумя впадинками, которые хотелось тронуть.

Шульдих сконцентрировался на изгибе бедра, покрытом темным пушком, и раскинул телепатическую сеть. Она глухо забилась об экранированные стены, с трудом считывая происходящее за пределами комнаты. А еще она обвилась вокруг золотистых щитов Кроуфорда. Шульдих, прикрыв глаза, перебирал их составляющие и пытался прикинуть, каким идиотом надо быть, чтобы принять того за слабого оракула. X-класс. Выше были, как говорится, только звезды. Твою же мать. Ответ был где-то совсем близко, но пока Шульдих бездумно перестраивал собственные щиты, чувствуя, как они отзываются на малейшее усилие воли.

Широкая ладонь заскользила по бедру, и он вздрогнул от неожиданности. Открыл глаза и встретился взглядом с Кроуфордом. Тот потянулся и обнял Шульдиха, зарывшись ему в волосы и заворчав, словно огромный довольный кот. Было тепло, а в голову лезла какая-то чушь вроде баек, что иногда нужно потрахаться, чтобы восстановить щиты. Бред, конечно, но Шульдих уже ничего не понимал.

— Представляешь, как я охренел, когда понял, что ты можешь меня читать? — пробормотал Кроуфорд ему куда-то в макушку и душераздирающе зевнул.

Кроуфорд был оракулом Х-класса. Непробиваемым. Это аксиома. Вторая аксиома — пробить такого оракула способен специально обученный телепат, который в состоянии обеспечивать «связку» для него и команды. Таких телепатов отбирали на практических занятиях, а потом долго обучали. И процесс был несладкий. Мысли разлетались, словно воробьи.

— Все равно не понимаю, — хрипло сказал Шульдих и сглотнул. Бред какой-то.

— Ты знаешь, как происходит притирка совместимых телепата и оракула? — поинтересовался Кроуфорд и отодвинулся.

Шульдих задумался — в теории звучало просто: перенастройка полей. Он попробовал изложить это Кроуфорду, но тот только отмахнулся.

— Ерунда это все. Перенастройка — начальный этап, подготовительный. Процесс же простой — обоих запирают в комнате с мягкими стенами.

— И все? — тупо уточнил Шульдих.

— Да, — подтвердил Кроуфорд. — все. Дальше телепат должен ломиться в разум оракула до тех пор, пока тот не сломает собственные щиты и не «услышит» его.

— Охуеть.

Мозаика начала складываться в до одури простой узор.

— Дальше у кого как, — Кроуфорд потянулся — он явно чувствовал себя очень умным, — но обычно ждут, пока телепат не перестроит свои щиты с учетом новой особенности.

Шульдих молча потянулся к разуму Кроуфорда, и щиты разомкнулись, приглашая во внутренний мир. Шульдих отпрянул.

— Не бойся, — голос Кроуфорд звучал мягко и почти нежно — Тебе это ничем не грозит.

— Я уже там был, — вспомнил Шульдих вереницу разноцветных ромбов.

— Да. На последней стадии формирования связи.

Шульдих смотрел в потолок. Потом нехотя сказал:

— Ты знал.

— Нет, — Кроуфорд перевернулся на живот и закинул ногу на Шульдиха. Тот его беззлобно скинул — жарко. — Я ничерта не знал. И не мог тебя предвидеть — вообще.

— Тогда что за хрень?

— Ооо, — Кроуфорд приподнялся и мечтательно подпер щеку кулаком, — это такой интересный вопрос.

В улыбке было безумие напополам с предвкушением, и Шульдих почувствовал, как в нем самом начинает плескаться веселье.

— Почему?

— Видимо, когда я был поблизости, у тебя случилась самонастройка и попытка влезть мне в голову. Щиты покрошились, а ты смог услышать меня.

Шульдих покачал головой:

— Никогда о таком не слышал.

— Такая совместимость — редкость, обычно приходится изматывать телепата, пока он сможет наладить хоть какой-то контакт с оракулом.

Шульдих напрягся, вспоминая. Возможно, что-то краем глаза… Точно — фитили. Их называли фитили, хотя у умников из лабораторий снизу было наверняка какое-нибудь грандиозное название.

— Я — фитиль.

— Точно, — Кроуфорд чуть ли не замурлыкал. — Но интересно другое: почему никто этого не заметил? Тебя сутки продержали под наблюдением и отправили учиться дальше, — задумчиво проговорил он. А через секунду тон изменился, превратившись в смертельное лезвие: — Кто-то за это ответит.

Шульдих захихикал.

— Ты сможешь что-то сделать?

Кроуфорд посмотрел снисходительно, и вдруг до Шульдиха дошло.

— Ты ведь не студент, да? Тебе слишком много лет.

— Двадцать четыре, — подтвердил Кроуфорд. — Я член проверяющей комиссии Эсцет.

Шульдих сглотнул.

— А... твой телепат…

— У меня никогда не было телепата, — Кроуфорда улыбался счастливо, словно ребенок. — Никто не мог пробить мои щиты — даже старейшины, — и он радостно подмигнул.

Шульдих расслабился, стараясь переварить новости. Теплое бедро Кроуфорда щекотало нервы, задница болела, в голове было как никогда ясно. А жизнь-то налаживалась.

Он повернулся к Кроуфорду и тоже подпер голову кулаком.

— Одеваюсь как хочу, — заявил он и получил в ответ насмешливо выгнутую бровь. — Имею голос в выборе заданий, — бровь поднялась еще выше. — В следующий раз я буду сверху.

Кроуфорд расхохотался, заваливаясь на спину и широко разводя руки.

— Все, что пожелаешь. Это мир будет наш.

А потом Шульдих кое-что вспомнил:

— Все-таки секс был нужен: физический контакт облегчает перенастройку, да?

Кроуфорд прищурился, а потом потрепал по голове:

— Не будь идиотом. Ты мне просто понравился.

Кажется, этот мир точно будет у их ног. Шульдих широко улыбнулся.

---

25.12.2017 в 20:46

Пишет  Weiss Kreuz Karneval:

"Просто не будет", фанфик для Baby Face

Для:  Baby Face
От:

Название: "Просто не будет"
Автор:  Джедайт
Бета:  Ызарга
Пейринг: Кроуфорд/Шульдих, Фуджимия
Категория: слэш
Жанр: романс, юмор
Рейтинг: PG-13
Размер: мини (2181 слов)
Предупреждение: АУ, неканон
Саммари: Игры, в которые играют люди, даже если один из них оракул, а второй ещё не телепат, но порядочная сволочь


— Завернуть?
— Завернуть. — Кроуфорд с трудом проглотил короткое, но совершенно искреннее “разве что — себя”. Парень за прилавком был намного лучше видений. Такой несовершенный, живой, материальный во всех отношениях, что у Кроуфорда чесались руки перегнуться через прилавок и дотронуться до него: проверить, не обманывает ли его зрение.
— Себя не заворачиваем. Это вниз по улице.
— Что вниз по улице? — недоуменно переспросил Кроуфорд, сталкиваясь взглядом с насмешливыми синими глазами под рыжей челкой.
— Бордель.
Кроуфорд принужденно рассмеялся, неприятно удивленный, что его так легко прочитали. Он полагал, что лучше владеет собой.
— Жаль, — нагло отозвался он. — Кроуфорд.
Продавец кивнул на табличку за кассовым аппаратом. Надпись гласила: “Имя и номер телефона не даю даже за чаевые, но вы всё ещё можете мне их оставить”.
Кроуфорду ничего не оставалось, кроме как улыбнуться, оставить чаевые и, забрав подарок, убраться восвояси. Этот раунд остался за рыжим.
Впрочем, как и все последующие попытки подкатить. Рыжий крепко держал оборону и на контакт больший, чем с любым другим покупателем, не шёл. Разве что в последний раз Кроуфорд удостоился жалостливого взгляда.
Этого он стерпеть уже не смог, и теперь Кроуфорд сидел дома злой, невыспавшийся и совершенно растерянный. Одно он знал точно — так быть не должно! Во всех видениях ясно читалось — его греза, безумие, рыжее сумасшествие будет принадлежать ему, а вместе с ним Кроуфорд получит всё, о чем бы ни мечтал: деньги, власть, жизнь, насыщенную красками и долгую назло врагам, которые уже есть и ещё появятся. Видения не уточняли, как наличие этого парня поспособствует реализации самых интересных возможностей, но все без исключения вероятности сходились в одном — рыжий был нужен Кроуфорду. И подло умолчали о том, что Кроуфорд рыжему был не нужен совершенно!

***

Колокольчик над дверью коротко звякнул. Фуджимия задумчиво проводил взглядом прямую спину посетителя и решительно захлопнул крышку одной из банок, открытых Шульдихом, чтобы продемонстрировать клиенту аромат предлагаемого чая.
— Послушай, он таскается сюда уже месяц, прояви сострадание — сходи с этим...
— Кроуфордом.
— С Кроуфордом, — невозмутимо повторил Фуджимия и закончил мысль: — на свидание.
Шульдих подхватил две банки и полез на стремянку, чтобы поставить товар на место.
— Кто это мне говорит о милосердии?! Человек, спокойно отказавший зареванной девице? — пропыхтел он.
Фуджимия подал ему ещё банку, а четвертую и пятую отнес в противоположный конец выставочного стенда. Кроуфорд всякий раз будто специально просил принести чай, за которым надо было лезть повыше, наклоняться пониже и путешествовать по всем стеллажам. Впрочем, Фуджимия чем больше наблюдал за происходящем, тем меньше верил в случайности. Но делиться мыслями с напарником не спешил.
Фуджимия легко пожал плечами:
— Я не хотел обнадеживать. Ты же знаешь, мне не нравятся девушки.
— Тебе и парни не особо нравятся.
— Мне нравятся умные, а таких, к сожалению, очень мало.
Шульдих укоризненно посмотрел на Фуджимию с высоты стремянки.
— Вот сейчас было обидно.
— Ты хочешь переспать со мной?
Фуджимия воспользовался моментом и сунул Шульдиху глумливо улыбающиеся тыквы. Раз драгоценный друг не торопился спускаться, выдерживая драматическую паузу, то ему ничего не мешало заняться делом.
Шульдих покачал в руке тыкву, оценил вес и со вздохом стал пристраивать на стеллаж. Наверняка решил, что снаряд слишком лёгкий.
— Нет.
— Я же говорю, мне нравятся умные, а с ними всегда сложно.
Шульдих фыркнул и быстро спустился вниз, пока не получил еще пару тыкв в довесок. Магазин они любили оба и оба же не любили в нем изменения, хотя и признавали, что праздничная атрибутика привлекает больше посетителей.
— Зато дружить с нами выходит охрененно.
Фуджимия невозмутимо кивнул и, подвинув стремянку, сам полез наверх. Не то чтобы он так уж хотел украсить магазин, но лучше уж это, чем мучиться рисованием по витрине. Всё-таки Шульдих был не так равнодушен, как пытался казаться, иначе бы без труда разгадал маневр Фуджимии.
— Глупо отрицать очевидное, однако, что ты теряешь, кроме пары часов? Он убедится, какой у тебя мерзкий характер, и сбежит. Просто веди себя естественно.

***

Кроуфорд довольно уверенно держался на коньках и сейчас, когда рождественский ажиотаж схлынул, получал от совместной прогулки неподдельное удовольствие. Шульдих катался в лучшем случае сносно, однако пощады не просил, помощи не ждал, хотя и принимал с мимолетной улыбкой, и упорно двигался вслед Кроуфорду или рядом, когда удавалось. Это была далеко не первая их встреча — что здесь, на катке, что вне стен магазина — но Кроуфорду отчего-то казалось, что он ни на йоту не стал ближе к намеченной цели. Счет по-прежнему был за Шульдихом.
Все попытки Кроуфорда сблизиться сводились на нет с ненаигранной небрежностью, словно Шульдих просто не замечал прикладываемых Кроуфордом усилий. Не ломался, как поначалу подумал Кроуфорд, а просто проходил мимо, не уделяя широким жестам и многозначительным фразам и взглядам особого внимания. Если бы проводили конкурс на звание человека, лишенного всякого зачатка романтики, Кроуфорд и без всякого предвидения назвал бы имя победителя. Шипящее, колючее, идеально подходящее его выбору.
Впрочем, сейчас, рассекая вместе с Шульдихом гладь льда, Кроуфорд просто наслаждался происходящим.
— Побереги-и-ись!
Кроуфорд едва успел посмотреть в нужную сторону, когда в следующий миг уже падал на лед. Шульдих весьма удачно самортизировал о притормозившего не ко времени Кроуфорда. Надо отдать ему должное — на ногах он удержался.
— Не пострадал?
— Только моё достоинство.
Шульдих протянул руку, предлагая встать, и Кроуфорд не отказался от помощи. Подняться он мог и самостоятельно, но Шульдиху об этом знать было вовсе не обязательно.
— Прости. Я предупреждал, что на лед меня выпускать нельзя.
Шульдих извинился и деловито принялся охлопывать Кроуфорда. В том числе — по заднице!
Кроуфорд только вздохнул: Шульдих был совершенно безнадежен.
— Пф! Ты пережил меня на танцполе — моя очередь страдать. — Кроуфорд вытерпел издевательство до конца и ловко поймал руки Шульдиха в свои. — Но это не повод страдать тебе от холода. Может, на сегодня хватит?
— А кто говорил, что сделает из меня фигуриста?
— Не было такого, — Кроуфорд поднял руки Шульдиха к губам и подул на них. — Я только обещал, что ты не упадешь. Ты не упал.
Шульдих вскинул брови, а потом фыркнул:
— Чай. Ну, или кофе. Руки греть лучше о чашку, так — не работает. Тебя что, мама в детстве не учила?
Кроуфорд беспомощно пожал плечами, отпустил Шульдиха и отъехал от него спиной назад, поманив за собой.
— Тогда идем, проверим теорию твоей мамы — я знаю одно чудесное место. Ты когда-нибудь ел трдельники?
Шульдих отрицательно покачал головой и устремился вслед за Кроуфордом. До банкеток добрались без особых проблем.
Со своими коньками Кроуфорд справился быстро, сказывались и практика, и не замерзшие благодаря захваченным специально для этой прогулки перчаткам руки. Пару секунд посмотрев на мучения Шульдиха, он опустился перед тем на колени.
— Дай мне, у тебя руки совсем холодные.
Кроуфорд стащил с Шульдиха один ботинок и принялся за второй, когда в голову ему пришла отличная идея. Вот он, долгожданный момент: сейчас он закончит, поднимет голову — они как раз достаточно близко находятся друг от друга — приподнимется и поцелует Шульдиха. Наконец. Удачно зафиксированный объект не сбежит!
Кроуфорд вскинулся и замер, напрочь позабыв о своём гениальном плане. Шульдих на него даже не смотрел, он был полностью поглощен мобильным.
— Что-то случилось? — стараясь не впасть в отчаяние, спросил Кроуфорд.
— Да нет. Гуглю, что такое трдельники.
Шульдих был невыносим! Невозможен! И до дрожи желанен. И так же сильно бесил! Впрочем, сейчас Кроуфорда, пожалуй, бесило всё: снег, холод, эти людишки, которые обжимались без зазрения совести на соседней банкетке. У всех были люди как люди, а у него был Шульдих!
Кроуфорд беспомощно рассмеялся: в мыслях звучало как диагноз. Надо же было так заболеть!
— Гугл знает далеко не всё. Едва ли он сможет рассказать о вкусе трдельника на морозе. Пойдем пробовать.
— Ты же собирался меня согревать?
— Одно другому не мешает.

***

Шульдих срывал расклеенные по витрине сердца с совершенно зверским выражением на лице. Фуджимия дождался, пока тот закончит свою разрушительную деятельность, а главное — отложит подальше нож, и задумчиво протянул:
— Что-то твоего Кроуфорда нет. Не случилось ли чего?
— Он — не мой, — машинально отмахнулся Шульдих. — Да что ему сделается? Ему в Нью-Йорке тепло, даже когда ветер с Гудзона.
Сказал и нахмурился.
Фуджимия дал Шульдиху время обдумать мысль: вдруг правда? Кроуфорд заболел, умирает там в одиночестве без Шульдиха, даже не в силах попросить о помощи. Бред, конечно, но много ли надо влюбленному, чтобы начать всерьез волноваться. Темп работы Шульдиха ощутимо снизился, Фуджимия удовлетворенно вбил последние строчки в месячный отчёт, закрыл лэптоп и продолжил запланированный разговор, предварительно убедившись, что у дорогого друга нет под рукой ничего тяжелее бумаги.
— Вы всё ещё ходите на свидания?
— Нет, мы дружим, — глумливо усмехнулся Шульдих. — Как Кроуфорд и предлагал.
Фуджимия убрал лэптоп под прилавок от греха подальше и полез на стремянку, снимать купидонов и жутко раздражающие статуэтки, которые уже две недели мешали нормально работать. До следующего праздника было ещё далеко, и это обнадеживало. Немного тишины их магазину определенно не повредит. Ещё бы Шульдих перестал дурить...
— Кроуфорд четыре месяца терпел твои выходки. Мне кажется, он заслужил шанс.
Шульдих подошел и принялся помогать, собирая мелочевку с нижних полок.
— Ну я же его все ещё не послал, — пробурчал он.
Фуджимия взвесил в руке статуэтку похабно скалящегося купидона и с сожалением спустил на полку пониже, чтобы потом можно было легко достать и убрать в коробку с украшениями.
— Но ты его даже ни разу ещё не поцеловал. Кроуфорд же нормальный, он наверняка уже решил, что ты хочешь с ним просто дружить, а его этот вариант явно не устраивает.
Шульдих вскинул голову с хорошо знакомым возмущением в бесстыжих глазах.
— Надо было сразу сказать, что хочет встречаться, а не втирать про интерес и дружбу. Терпеть не могу, когда других считают глупее себя! — Шульдих сгреб собранное и ссыпал в коробку.
Фуджимия подавил тяжкий вздох: опять в следующем году придется докупать взамен испорченного. Нет, определенно, пусть Кроуфорд с этим разбирается в качестве вознаграждения за труды.
Шульдих поднялся на ноги и принялся орудовать на следующем стеллаже.
— И вообще, а что сразу прыгать в койку? Чего я там не видел.
— Шульдих, кого ты сейчас пытаешься надуть? Я же вижу, какими глазами ты на него смотришь, когда он от тебя отворачивается. Я знаю этот твой взгляд. И мне интересно, на руках мозолей ещё нет?
— Ая! Ты просто завистливая сука.
— Не без того. Но ты имей в виду: я б на его месте купил билет в один конец и попытался тебя забыть. Быстро это бы не вышло, но со временем — вполне.
— Давно ли ты решил заделаться в свахи?
— Не можешь устроить себе личную жизнь, испорть её окружающим бесценными советами. К слову, может, он уже купил билет. Неделя. Он не появлялся здесь уже целую неделю.
Шульдих молчал так долго, что Фуджимия почти уже решил: разговор не помог, — когда услышал покашливание.
— Иди уже. Я сам здесь закончу.

***

— Шульдих?
Кроуфорд стоял на пороге, ошарашенный появлением гостя настолько, что даже не догадался пригласить его зайти.
— Доброго вечера. Тебя не было неделю, Ая заволновался и попросил проверить, не случилось ли чего с нашим постоянным клиентом.
— Заболел, — хрипло отозвался Кроуфорд, приходя в ужас: выглядел он сейчас отвратно, самый тот вид, чтобы производить впечатление на объект воздыхания.
— Мы так и подумали, и я принес еды. Может, пустишь внутрь?
Кроуфорд посторонился, пытаясь перестать думать, чем отличается обеспокоенный Ая от обычного.
Шульдих деловито стащил обувь, пристроил куртку на вешалку и, подхватив пакет, прошел по коридору, безошибочно угадав расположение кухни.
Кроуфорд поплелся следом, проходя мимо зеркала, глянул на себя и попытался пригладить волосы, но почти сразу понял: бесполезно.
Он остановился в дверях, прислонился к косяку и молча принялся наблюдать за самостоятельным гостем.
Шульдих выгрузил продукты на стол, часть сунул в холодильник и полез в шкафчики. Должно быть, хотел положить туда оставшиеся продукты, но растерянно замер: в отличие от полупустого холодильника, полки оказались заставлены под завязку.
— Зачем так много чая? — Шульдих обернулся и недоуменно посмотрел на Кроуфорда. — Будешь перепродавать?
Наверное, Шульдих хотел спросить другое, почему Кроуфорд его до сих пор не выкинул или не раздарил, но хорошо, что не спросил. Кроуфорд и сам не знал ответа на этот вопрос.
— Конечно. Втридорога. — И наконец сознался: — Я вообще-то чай не люблю, предпочитаю кофе.
— Я так и понял, — усмехнулся Шульдих.
— Как догадался?
— Ты выбирал банки по принципу их расположения, чтобы они находились друг от друга в разных концах стенда, а не по названиям или составу.
Кроуфорд неожиданно смутился, как человек, пойманный за постыдным.
— Моя вина. Тобой слишком приятно любоваться.
Шульдих лукаво улыбнулся:
— Задница хороша?
— Не без того. Но не только. Ты так двигаешься, ты такой, что невозможно отвести взгляд.
Кроуфорд беспомощно пожал плечами, ощущая себя глупцом. Наверняка Шульдих слышал много таких признаний, но ничего другого Кроуфорд предложить не мог.
Месяцы безрезультатной охоты смирили гордыню, заставили принять как данность, что не всем видениям предстоит быть воплощенными в жизнь, сколько бы сил ни было приложено. Оставалось на прощание быть искренним.
— Ты пахнешь кофе. — Шульдих отвел взгляд и тут же продолжил, словно пытался сгладить впечатление от неожиданного откровения: — Но для выздоровления больше подходит чай.
Кроуфорд сделал приглашающий жест и уселся за стол.
Шульдих на кухне смотрелся удивительно органично… знакомо, словно Кроуфорду не раз и не два доводилось вот так наблюдать за рыжим, но ни одного похожего на это видения он не помнил. Впрочем, и ни одной причины, чтобы Шульдих здесь был, Кроуфорд назвать тоже не мог. Право слово, не прозрел же он вдруг?
Наконец перед Кроуфордом на стол встала чашка с одуряюще пахнущим чаем. У него самого такого эффекта добиться не выходило — хотя после знакомства с Шульдихом Кроуфорд и пытался разобраться в вопросе. Шульдих сел напротив и выжидающе уставился на Кроуфорда. Тот не спешил, намеренно растягивая момент — не хотелось, чтобы всё закончилось. Но до бесконечности медлить было невозможно, и Кроуфорд отпил чай.
— Ну?
— А знаешь, вкусно, — удивленно заметил Кроуфорд.
— Ты просто не умеешь его правильно готовить.
— Научишь?
Шульдих придвинулся ближе и, накрыв руку Кроуфорда ладонью, сжал.
— Научу.
Ни один из них не обманывался: обещание касалось чая в наименьшей степени.

---

03.01.2018 в 21:18

Пишет  Weiss Kreuz Karneval:

"Заговор", фанфик для Доктор Амбридж

Для:  Доктор Амбридж
От:

Название: "Заговор"
Автор:  Оруга
Бета:  Ollnik
Пейринг: Кроуфорд/Шульдих
Категория: преслэш
Жанр: флафф
Рейтинг: PG-13
Размер: мини 2200 слов
Саммари: Ублюдки что-то затевали.
Комментарий автора: Шаци (Schatzi) – ласковое обращение в немецком языке.


Ублюдки что-то затевали.

Сидя в кресле возле окна в лучах скудного зимнего солнца, Кроуфорд обдумывал эту мысль и так, и эдак.

Он знал, что паранойя — профессиональное заболевание провидцев. Когда ты видишь, как в будущем лучший друг толкает тебя под машину, а жена спит с твоим боссом, трудно доверять кому-либо в настоящем. Хотя впоследствии может выясниться, что друг убирал тебя из-под выстрела, а с женой вы к моменту видения уже три года как разошлись.

У Кроуфорда никогда не было ни жены, ни лучшего друга. А сейчас даже босса не было. Такое положение дел Кроуфорда очень устраивало.
Надо сказать, паранойя сильно обострилась после того, как он потерял дар провидца. Временно потерял. Конечно, временно. Все были в этом уверены, а больше всех — он сам.

После разрушения маяка он получил травму головы, перелом пары ребер и много чего еще. Шульдих нашел его на берегу. Как ни странно, после неудачи команда не распалась. Они вытащили его на конспиративную квартиру и нашли врачей. Сейчас Кроуфорд был в полном порядке, только дар еще не вернулся. Но все были уверены, что надо просто подождать.

Или они заговаривали ему зубы, а сами что-то замышляли.

Потому что они замышляли. Он хорошо знал свою команду, и паранойя тут была не при чем. Они переглядывались, они кивали друг другу за его спиной и ни на минуту не оставляли его без наблюдения.

Он бы решил, что его собираются продать Розенкройц (что было логично и выгодно), но в чем тогда смысл выхаживать его после маяка? Беспомощным он был бы для Розенкройц еще желаннее.

Кроуфорд подавил дрожь и подтянул плед повыше.

Может быть, они нашли кого-то, кто заинтересован в нем как в Оракуле? Тоже не имеет смысла, пока дар к нему не вернулся. Или они блефуют и собираются всучить покупателю бракованный товар и смыться? Разумно. Но попасться на такой развод могли только неопытные игроки, которые вряд ли хорошо заплатят. Почему бы не подождать, пока он не вернется в рабочую форму, и выручить побольше?

Мысль о том, что команда заключила сделку без его ведома, была неприятна. Самым неприятным было то, что решение принимал, конечно, Шульдих.

После обеда Кроуфорд читал, пил лекарства под хмурым надзором Наги и делал упражнения, предписанные врачом. Потом появился Шульдих с полотенцами и сказал:

— Ванна готова.

Кроуфорду пришлось приложить усилие, чтобы не скривиться. Шульдих широко ухмыльнулся — считал мысль, сволочь. После маяка у Кроуфорда возникли трудности с водой. Точнее, с тем, чтобы находиться в воде. Он совершенно не помнил, как его носило волнами и выбросило на берег, но в подсознании, видимо, что-то отложилось. Кроуфорд это ненавидел, как ненавидел все слабости, зависимости и страхи — все, что лишало контроля.

Пока был слаб, Кроуфорд дал себе поблажку и мылся под душем — сначала с помощью сиделки, потом сам. Но сейчас он был уже почти совсем здоров и мириться с глупостями своего сознания не собирался. Шульдих правильно выбрал время.

Кроуфорд склонился над ванной, проверяя температуру воды (идеальная), пошевелил рукой… и замер, глядя на то, как вода слабо плеснула о бортики. Сердце сжалось, потом заколотилось, в нос ударил запах водорослей…

— Кроуфорд?

Шульдих стоял сзади, ухватив его за плечо.

— Ты точно хочешь делать это сегодня?

Кроуфорд сжал зубы, выдохнул через нос и сказал:

— Да.

И начал расстегивать рубашку, контролируя свои движения, чтоб они не казались нервными.

— Окей, — отозвался Шульдих беззаботно. — Я посижу тут.

Кроуфорд почувствовал облегчение и благодарность. И гнев на себя и свою слабость. И злость на Шульдиха, который знал об этой слабости. Можно было заставить его уйти, но…

— Черта с два, — отозвался Шульдих. — Если ты грохнешься в обморок, нам придется лечить тебя снова. У меня на будущее намечены дела поинтереснее, чем сидеть возле твоей больничной койки.

Кроуфорд скрипнул зубами и продолжил раздеваться. Если Шульдих что-либо задумал, его не переупрямишь. Почему у него в команде все — такие упертые сволочи?

— Потому что ты нас подбирал под себя, — отозвался с пола Шульдих, увлеченно листая какой-то пестрый журнальчик. Без очков Кроуфорд не видел, какой, но был уверен, что это «Плэйбой» или что-то подобное.

Он выбрал пену с запахом мяты, чтоб не вспоминать запах водорослей, и забрался в ванну. Вода была приятно горячей. Он осторожно сел. Здесь было тепло, чисто, светло и пахло мятой, почему же, когда от его движения вода качнулась и плеснула ему на грудь, он изо всех сил вцепился в бортики ванны?

— Тихо-тихо, — прошептал над ухом знакомый голос. — Тихо-тихо, шаци. Все хорошо. Все безопасно. Ты дома. Все окей.

Через секунду он понял, что его гладят по плечам, а потом — что его гладит по плечам Шульдих. Вместо того чтобы немедленно выпрямиться и прервать контакт («первое правило успешного лидера — не распускаться перед подчиненными»), Кроуфорд вздохнул и расслабился, осев в воде. Она снова качнулась, но сейчас ощущение рук Шульдиха на его обнаженной коже, дыхания Шульдиха у него над ухом перебивало все прочие ощущения.

Шульдих продолжал говорить какую-то чушь, но главное — продолжал гладить его плечи, ни на секунду не останавливаясь. Потом зачерпнул воду и полил Кроуфорду на спину. Тот вздрогнул, но Шульдих уже скользил ладонями по его мокрой спине, и Кроуфорд снова затих.

Он не помнил, чтобы чувства от простого прикосновения были когда-нибудь настолько насыщенными.

Шульдих налил в ладони немного геля для душа (цитрусовый запах, хорошо, никаких водорослей) и принялся скользить ими по его спине и плечам, споласкивая и снова намыливая. Потом нырнул правой рукой под мышкой и принялся теми же ласкающими, гладящими движениями мыть грудь и живот Кроуфорда.

Футболка Шульдиха намокла, и когда он прижимался к Кроуфорду, чтоб дотянуться дальше, Кроуфорд чувствовал жар и твердые мышцы его тела.

Теперь у Кроуфорда голову повело вовсе не от паники. Черт. Он же избавился от этой слабости… нет, зависимости... еще на выпускном курсе, разве нет?

— Вот так, шаци, ты как новенький, — приговаривал Шульдих, держа руки ковшиком и поливая из них плечи и грудь Кроуфорда. Потом сел на пятки, отодвинувшись, и спросил:

— Встаем?

Кроуфорд заморгал, приходя в себя, и посмотрел на него. Шульдих был до пояса мокрый, с небрежно завязанными на затылке волосами, и куда больше походил на себя времен Розенкройц, чем на гламурную взрослую версию в дорогих шмотках.

Очень плохо. Взрослого Шульдиха было куда легче воспринимать как подчиненного. А неуправляемый подросток из Розенкройц был не подчиненным, а слабостью. Зависимостью.

— Мечтой, Кроуфорд, мечтой, — подсказал Шульдих, ухмыляясь. — Признай уже.

Сволочная натура, впрочем, с юности не изменилась.

Кроуфорд, опираясь на бортик ванны, потянул себя вверх. Для этого потребовалось неожиданно большое усилие, и Шульдих тотчас же шагнул ближе и поддержал его. А затем, когда вместе они стояли уже уверенно, отстранился и вложил в его руку мочалку:

— Дальше сам, или надо помочь?

— Сам, — сухо отозвался Кроуфорд.

— Ну, как знаешь.

И Шульдих вернулся к своему «Плэйбою», устроившись так, чтоб страховать каждое движение Кроуфорда.

После ванны Кроуфорд, едва добравшись до кресла, мгновенно заснул. Но в полусне еще успел подумать, что Шульдих не стал бы решать его судьбу без его ведома. Почему-то теперь был в этом абсолютно уверен.

Так что, проснувшись, Кроуфорд столкнулся все с той же проблемой: так что, черт возьми, замышляла его команда?

В конце концов он решил просто спросить. Если ему соврут — он, по крайней мере, поймет, что ему врут.

Но Шульдих очень удивился вопросу.

— Ты решил спросить? Просто спросить и все? Не давить, не запугивать и не просчитывать вероятности? Кто ты и где наш босс?!

Кроуфорд почувствовал, что его щеки потеплели — и нельзя было списать это на горячую воду, как в ванной.

— У меня слишком мало данных для расчета, — сказал он.

— Да неужели, — Шульдих снова ухмылялся. — Ладно. Я тебе скажу. Мы действительно кое-что задумали втайне от тебя.

Ну что ж, хотя бы один плюс в этой ситуации: у него нет паранойи. Шульдих все-таки пошел на сделку втайне от него, сам сказал. Кроуфорд не ждал этого. Не верил, хотя и прикидывал возможности. Но не верил. Очень глупо с его стороны.

— Не помнишь, какое сегодня число, Кроуфорд?

— Двадцать пятое, — ответил он отрешенно.

— Та-дамм! Мы празднуем Рождество! — Шульдих засветился, как праздничная елка.

Что?

— Вы что? — переспросил Кроуфорд. Он пока не замечал за собой галлюцинаций, но это явно была одна из них.

Шульдих, галлюцинация он был или нет, моментально считал эту мысль.

— Мы празднуем Рождество, — с готовностью повторил он. — Фарфарелло принес елку. Наверное, украл возле какой-нибудь церкви, но неважно, елка красивая. Наги развешивает гирлянды. Я сделал больше всех — заказал еду!

Кроуфорд шевельнул рукой — хотел поправить дужку очков, но тут же вспомнил, что очков нет, и с досадой вздохнул.

— С каких пор мы празднуем Рождество?

— Ну, в прошлом году мы ставили елку возле дома и обменялись подарками…

— …и это была инсценировка для Такатори, о чем вы все прекрасно знали, — сказал Кроуфорд. — Все гайдзины празднуют Рождество, любой японец скажет. Не празднует — подозрительно. Только поэтому нам пришлось имитировать все эти рождественские традиции.

— Да, и нам понравилось, поэтому мы решили повторить.

— Шульдих, — сказал Кроуфорд, — выпускники Розенкройц не верят в бога. А Фарфарелло мечтает его убить. Как, интересно, мы можем его праздновать?

— Ты узко мыслишь, Кроуфорд, — сказал Шульдих. — В мире глобализация. Всем плевать, что там было в оригинале, весь мир хочет нарядную елку, фейерверки, подарки и пожрать. Бери пример с Наги — у него здоровое японское отношение к Рождеству: просто еще один праздник. А с Фарфарелло вообще все логично: кто не родился, того и не убьешь. Так чего бы нам и не праздновать, а, Кроуфорд?

— То есть эти последние дни…. — сказал Кроуфорд медленно, — …вы готовились к Рождеству? Серьезно?

Дверь приоткрылась, и из-за нее высунулся взъерошенный Наги.

— Там пришел посыльный со жратвой, — сказал он. — Мы ему заплатим или как? Фарфарелло говорит, что лучше или как, он как раз хотел испытать новые ножи.

— Испытает на ком-нибудь другом. Я слишком долго искал в этом городе приличную пиццу, чтоб нам отказали в доставке из-за пропавшего курьера.

Они спустились в гостиную, где стояла нарядная, хотя немного помятая с одного бока елка, под потолком мигали гирлянды (Кроуфорд заметил, что по крайней мере у одной из них шнур полметра не доставал до розетки, но это не мешало ей светиться так же ярко, как и другим), а на столе дожидалась гора еды. Похоже, они скупили все, что можно было купить или заказать на вынос.

А дальнюю стену украшала самодельная драпировка из нанизанного на нити попкорна и больших красных бантов.

Кроуфорд чуть не споткнулся, когда ее увидел.

— А это что еще такое?

— Привет из Америки, — с гордостью сказал Шульдих. — Правда, похоже? Ты довольно ярко их представлял.

Ох, действительно. Когда-то очень давно миссис Кроуфорд (мама, он называл ее мама) делала такие же гирлянды из попкорна и красной ткани. Они вместе крепили их на перила лестницы. Но откуда… А, конечно.

— Видимо, я бредил, — сказал он сухо.

— Да, детство вспоминал, — кивнул ему Шульдих с ехидцей.

Вот же ублюдок. Ну и команду он себе подобрал.

Кроуфорд еще раз посмотрел на добрых метров пять самодельной гирлянды и представил, как его команда — трое могущественных паранормов, которые два месяца назад едва не отправили весь мир в хаос — сидят и нанизывает попкорн на длинные нитки, чтобы устроить ему праздник и напомнить о детстве.

Да в Розенкройц их всех списали бы за профнепригодность.

— Если бы вы не секретничали, я бы мог тоже что-нибудь сделать, — сказал Кроуфорд снисходительным тоном, стараясь скрыть комок в горле. — Что-нибудь классом повыше, конечно.

— О, не беспокойся, — отозвался Шульдих, — ты все это оплатил! — и помахал тем, что очень напоминало чековую книжку Кроуфорда.

— Шульдих, может не стоит, — сказал Наги вполголоса, — доктор нас предупреждал насчет стресса…

— Что ты, какой это стресс, — отозвался Шульдих. — Он привык.

И в самом деле, разговор о деньгах был знакомым и успокаивающим. Кроуфорд планировал, команда зарабатывала, Кроуфорд распределял полученное, команда тратила. Больше всех тратил Шульдих, так что Кроуфорд привык к попыткам того залезть к нему в кошелек.

— Я совершенно здоров, — заявил он. — И никакой стресс мне не страшен.

— Ой ли, — сказал Фарфарелло с кушетки у задней стены. И посмотрел вверх.

Все тоже посмотрели вверх. Наги нервно хихикнул.

Над проемом дверей, в которых остановился Кроуфорд, висел пучок омелы. Кроуфорд почувствовал, как время замерло… и пошло вновь. Он видел эту омелу раньше, она привиделась ему впервые чуть ли не в детстве. И потом видение повторялось и повторялось, что означало важнейший поворотный пункт в судьбе пророка.

— Я правильно понимаю, что сегодня мы чтим все старинные рождественские традиции? — поинтересовался он невозмутимо. На самом деле Кроуфорд был так далек от невозмутимости, что дальше некуда. В нем разгоралась священная радость пророка, увидевшего осуществившееся видение, удовлетворение от того, что старая загадка будет вот-вот решена, а вдобавок — восторг и надежда, которые он строго-настрого запретил себе в Розенкройц.

Фарфарелло в качестве положительного ответа затянул рождественский гимн. У него оказался хороший звучный голос, и он знал все слова.

Но Кроуфорд его не слушал. Он шагнул к Шульдиху и решительно притянул к себе, ухватив за рыжую гриву. Глаза у того расширились, но губы раскрылись под губами Кроуфорда с податливой готовностью, а в следующую секунду Шульдих обхватил его спину и с энтузиазмом ответил на поцелуй.

Наги захлопал и что-то одобрительно закричал, Фарфарелло переключился на другой рождественский гимн, на этот раз мажорный… но все это было неважно.

Важно было другое. Оторвавшись от губ Шульдиха, Кроуфорд вдруг ощутил знакомый тонкий звон на грани слышимости, дрожь по позвоночнику и вспышку перед глазами. А затем пришло видение…

Они с Шульдихом стоят где-то на крыше, и за Шульдихом сияет большая полная луна, и он выглядит на несколько лет старше, чем сейчас, но еще красивее, и едва не пританцовывает от возбуждения, и расплывается в улыбке, которая и знакома и не знакома Кроуфорду, и говорит:

— Ну что? Ты сейчас что-то видишь, да?

— Я же просил не подглядывать, — отвечает Кроуфорд, и Шульдих отмахивается: «Ну прости».

И Кроуфорда накрывает пониманием, что все годы с этой минуты до момента видения они были — будут — вместе.

А возможно, и дальше.

…Видение схлопнулось с тем же тонким звоном, и Кроуфорд покачнулся, но его обхватили руки Шульдиха. Позади маячили Наги и Фарфарелло.

Надо все-таки купить новые очки. Куда это годится, если лидер не видит выражения лиц своей команды.

Хорошо, что Шульдих был совсем рядом, и о выражении его лица гадать не приходилось.

— Это было видение? — спросил он дрожащим шепотом.

Кроуфорд сжал его руку, прочистил горло и сказал строгим начальственным голосом:

— С понедельника мы начинаем искать работу для всей команды. А до тех пор... раз уж вы это все затеяли…

---

web.archive.org/web/20101226081714/http://weiss...

ВСЕ О ШОКОЛАДЕ     Автор: Brenn Переводчик: itildin

Брэд Кроуфорд зашел в гостиную и обнаружил там Шульдиха, сидящего на ковре в компании подростка-телекинетика, младшего из Шварц. Оба склонились над прямоугольной коробкой, Шульдих громко смеялся, глядя на хмурое выражение на лице Наги. - Шульдих! Ты меня обманул! Там миндальная начинка! – подросток выплюнул шоколадную конфету в ладонь. Телепат захихикал, указывая на единственную оставшуюся в коробке конфету в золотистой обертке: - Ну что, проверим? Как думаешь, Наги, что за вкус? Хочешь попробовать? Подросток недоверчиво посмотрел на конфету, явно сомневаясь в том, стоит ли так рисковать. - Шульдих, прекрати. Наги плохо будет от такого количества сладкого, - недовольно поморщился Кроуфорд. Рыжий телепат усмехнулся, разворачивая конфету и поднося ее к губам Кроуфорда: - В таком случае, может, ты хочешь попробовать? - Нет. - О, ну хватит. Я же знаю, что ты любишь шоколад – видел на твоем столе целую плитку, - Шульдих придвинулся еще ближе. - У меня нет времени на всякие глупости, - Кроуфорд развернулся, собираясь уйти. - А я думаю, что есть, - телепат коварно усмехнулся, быстро запихнул конфету в рот и прижался к губам Кроуфорда в поцелуе. Тот ответил на поцелуй, с удивлением ощущая горечь темного шоколада и свежий привкус мяты. Наги потрясенно уставился на Шульдиха, позволившего себе подобное и на Кроуфорда, который, казалось, совсем даже не возражал. Телепат прервал поцелуй и, слегка отстранившись, поинтересовался: - Итак? Оракул усмехнулся и поправил очки: - Мята. Позже, в тот же день. - Наги из-за тебя расстроился, - сообщил Кроуфорд Шульдиху, вошедшему в кабинет с такой улыбкой, что Чеширский кот умер бы от зависти. - О, мне ужасно жаль. Как насчет того, чтобы расстроить его еще раз? – подмигнул телепат, присаживаясь на краешек стола. - Ты о чем? Шульдих наклонился к нему: - Сейчас поймешь. Конец

---

Архив.

web.archive.org/web/20110706085228/http://www.w...

ЛУЧШЕ БОЛЕЗНЬ ПРЕДУПРЕДИТЬ Автор: Blehmeh Перевод: schuhart_red Текст оригинала

Кроуфорд наклонился вперёд, упёрся ладонями в деревянную столешницу и отодвинулся вместе со стулом. Глубоко вдохнул и несколько раз моргнул, пытаясь вернуться в реальный мир после накрывшего его видения. Шульдих, выгнувшийся на смятой, влажной постели, с расфокусированным, невидящим взглядом и красным, покрытым потом лицом. - Блядь, - Кроуфорд дрожащей рукой пригладил волосы. Назревала проблема. Он снова придвинулся к столу и склонился над монитором, сохраняя файлы, над которыми работал, прежде чем его накрыло видением. Закончив, отправился в ванную, рыться в аптечке. Среди многочисленных успокоительных с истёкшим сроком годности, когда-то предназначавшихся для Фарфарелло, он наконец нашёл, что искал, и отправился в гостиную, молясь, чтобы ещё можно было всё исправить. Если видение пришло слишком поздно, Шварц грозили серьёзные неприятности. ***** - Наги, ну почему ты не хочешь помочь мне, неблагодарная ты малявка! - Шульдих, сложившийся практически вдвое, засунул руку куда-то глубоко между диванными подушками. - Может быть, потому что это не я посеял ключи? - холодно отозвался Наги, поднимая взгляд от ноутбука. Удобно устроившись в кресле, он со снисхождением наблюдал за Шульдиховыми мучениями. - Я сегодня вечером никуда не собираюсь, так что не вижу причин утомляться, используя свой дар, чтобы помочь тебе в твоих поисках, в то время как меня совершенно не волнует, найдёшь ты их или нет. Он с трудом сохранил серьёзную мину, глядя, как исказилось лицо Шульдиха, когда тот засунул руку по плечо и выудил из-под подушек нечто, по виду сильно напоминавшее старый спортивный носок Фарфарелло. Поспешно отбросив носок в сторону, Шульдих, прежде чем возобновить поиски, энергично обтёр руку о свои низкие брюки. Слишком много времени прошло с тех пор, как ему удавалось куда-то выбраться, и будь он проклят, если он упустит шанс повеселиться из-за каких-то идиотских ключей от машины. Он был почти на сто процентов уверен, что рано утром, вернувшись с ночной слежки, на которую его отправлял Кроуфорд, он бросил ключи на консольный столик. Всю прошедшую неделю ему каждую ночь приходилось прятаться на крыше здания напротив дома их "клиента", и морозить жопу на холодном осеннем ветру, посылая лучи поноса в направлении своего начальника. И теперь, когда у него наконец-то выдался выходной, долбаные ключи будто отрастили себе ноги и убрели в ночь. Шульдих уже начинал подумывать, не оборвать ли ему проводки в собственном автомобиле, когда в комнату вошёл Кроуфорд. Шульдих выпрямился, когда тот поравнялся с диваном, и озадаченно посмотрел на пузырёк с таблетками, зажатый в его руке. - Мне казалось, обычно ты не одобряешь, когда я принимаю таблетки перед походом по клубам, Брэд, - поддразнил его Шульдих и повернул пузырёк к себе, чтобы прочитать название. - Чё? Витамин С? - Просто прими, ладно? - резко сказал Кроуфорд, очевидно не желая развивать диалог на эту тему. У Шульдиха и впрямь аж язык чесался воспользоваться странным приказом Кроуфорда и вволю поиздеваться над ним, но ещё сильнее ему хотелось найти свои проклятые ключи. - Конечно, Брэд, только скажи мне: ты видел мои ключи от машины? - Спроси Фарфарелло, - сказал Кроуфорд, отступая обратно в свой кабинет. - И Шульдих, - он бросил на него через плечо строгий взгляд, уходя прочь по коридору. - Обязательно надень пальто! Шульдих и Наги растерянно переглянулись, недоумевая над странным поведением Кроуфорда, и телепат направился в комнату Фарфарелло, чтобы, если потребуется, под пытками добыть у психа местонахождение ключей. Он повеселится сегодня, и пошёл Кроуфорд в задницу со своими поучениями. ***** Часы на домашнем кинотеатре показывали 3:17 утра, когда насквозь вымокший и дрожащий Шульдих наконец ввалился в дверь. Ему никогда прежде не доводилось бывать в клубе, где был бы установлен генератор пены. Конечно, поначалу было весело оказаться по пояс в мыльных пузырьках и участвовать в этом своеобразном конкурсе мокрых футболок, но теперь любимая шёлковая рубашка оказалась безнадёжно испорчена, а уж брести домой в мокрой одежде и хлюпающих ботинках, когда температура на улице едва ли поднималась выше нуля, было совсем не клёво. В квартире было темно и тихо. Шульдих скинул свои недешёвые, но теперь, очевидно, загубленные туфли и потащился в свою спальню. Он был благодарен, что не нашлось ни одного свидетеля его не очень-то блистательного возвращения домой. Мыльные пузырьки, оставшиеся на полу там, где он прошёл, высохнут бесследно, но всё же вряд ли Наги или Кроуфорд похвалили бы его, увидев, как он заливает их жилище какой-то гадостью. Добравшись до своей комнаты, Шульдих не стал включать свет. Пытаясь стянуть с себя узкие промокшие брюки, он резко наклонил голову, чтобы стряхнуть холодные влажные волосы, прилипшие к шее. Выпутываясь из рукавов рубашки, он поймал своё отражение в зеркале над комодом. Изучив себя в болезненном уличном свете, идущем в комнату через окно, он перестал удивляться, что ему сегодня не очень-то повезло в поиске подходящего партнёра на ночь. Он был похож на мокрую мышь, а вокруг глаз после всех бессонных ночей, потраченных на слежку, залегли тёмные круги. Шульдих подумал, что, пожалуй, правильно сделал, не став использовать свой дар, чтобы развести того сексуального блондинчика, чьи белые брюки, промокнув от пены, так маняще облепили аппетитную задницу. Ему стоило выспаться. Горячий душ помог бы согреться, но у него уже не было сил, так что, наплевав на него, Шульдих плюхнулся на постель, даже не сняв мокрых плавок. Уже начиная засыпать, он почувствовал лёгкое першение в горле и подумал о таблетках, которые дал ему Кроуфорд, и которые он забыл принять. ***** Шульдих проснулся от того, что почувствовал ощутимый тычок телекинеза в плечо. Он лежал на животе, всё ещё не до конца высохшие плавки сбились и врезались ему между ягодиц. Оказалось, он так и спал, даже не укрывшись одеялом, но отопление, по-видимому, работало на максимум, так что ничего страшного в этом не было. Новый тычок от Наги, чуть не сбросивший голову Шульдиха с подушки, окончательно разбудил и разозлил его. - Како... - просипел он, в ужасе понимая, что горло болело так, будто его набили стекловатой. - Выглядишь - краше в гроб кладут, - ласково заметил Наги, подходя к кровати Шульдиха. Шульдих жадно проследил глазами за дымящейся кружкой с надписью "Нет я не буду чинить твой компьютер", которую телекинетик сжимал в ладонях. /Я прощу тебе твою бесцеремонность, если ты принёс мне кофе./ - Чай с эхинацеей. Кроуфорд сказал принести его тебе, - сообщил мальчик, ставя кружку на прикроватный столик. Шульдих попытался озвучить своё недовольство Кроуфордом и его вкусом в выборе напитков, но звук завяз где-то в распухшем горле. /Он знает, что я не стану пить это дерьмо, оно же мерзкое./ - Хочешь - пей, хочешь - не пей. Мне пора на занятия, - Наги с высокомерным видом развернулся на каблуках и удалился, оставив Шульдиха наедине с отваром. Попытавшись сесть, Шульдих застонал от боли в мышцах. Он бросил полный презрения взгляд на травяное оскорбление своих вкусовых рецепторов, прежде чем подняться на ноги. Рассеянно удивился тому, что Фарфарелло смотрит телевизор в гостиной так громко, что шум голосов доходит до его комнаты. Пошатываясь, Шульдих добрался до комода, оперся о него и устремил затуманенный взор на своё отражение в зеркале. А он-то думал, что плохо выглядел ночью. Длинные пряди ярко-рыжих волос, высохшие, пока он спал, и слегка благоухающие химической мыльной пеной, топорщились во все стороны. Тёмные круги никуда не делись, кожа почему-то была влажной, а на скулах горели красные пятна. /Чёрт тебя дери, Фарф, ты не можешь сделать это дерьмо потише?! Я своих мыслей в голове не слышу!/ Шульдих вздрогнул, услышав звук удара, донёсшийся из комнаты Фарфарелло, которая располагалась напротив. Он поспешно натянул свои заношенные треники и линялую футболку Kraftwerk, выбежал в коридор и рванул дверь в комнату своего душевнобольного товарища. По-видимому, у Фарфарелло было очередное обострение. Одетый в смирительную рубашку, он в полубессознательном состоянии лежал на полу, после того, как чуть не проломил голову о дверь своей спальни. Шульдих быстренько захлопнул и запер дверь, не став дожидаться, пока Фарфарелло придёт в себя и набросится на него, и направился в гостиную. Не мог же Кроуфорд смотреть телевизор на такой громкости с утра пораньше? Хор голосов становился всё громче, по мере того, как он подходил к гостиной, так что Шульдих предположил, что это Наги, уходя в школу, забыл выключить телевизор. В гостиной, как он и ожидал, никого не оказалось. Чего он не ожидал, так это того, что телевизор был выключен. Шульдих почувствовал первые лёгкие уколы страха. Прошло уже много лет с тех пор, как он избавился от этой проблемы. Всё в порядке. Наверное, это по радио на кухне передают какое-нибудь дурацкое ток-шоу. Успокаивая себя таким образом, он направился на кухню, чтобы избавиться от источника шума, начинавшего уже вызывать головную боль. На кухне было тихо. А у Шульдиха в голове - нет. Он сделал глубокий вдох и подавил панику. Сердце отчаянно забилось в груди, желудок словно сделал кульбит. У него теперь были щиты, хорошие щиты. Последний раз, когда он сталкивался с этой проблемой, он был неопытным подростком, оказавшимся в больнице с аппендицитом. Сейчас это уже не могло его побеспокоить, этой проблемы больше не было. Морщась от боли в горящем горле, он с трудом сглотнул и подумал, что просто переутомился. Он вернётся в постель, а когда снова проснётся, всё будет в порядке. Всё будет в порядке. ***** Утро кончилось, сменилось осенним днём, а Шульдих горел в адском пламени. Его тело и мозг охватила лихорадка и жадно пожирала его изнутри. Огонь танцевал на его телепатических щитах, и они рассыпались в пепел. /...вечно тот кто должен кормить кошку никогда не хотел мерзких богатых ублюдков умышленно наводить шороху только потому что они платят мне чтобы добавить семь и пять в уме купить ещё этой фруктовой жвачки такой мягкий вкус и не спасовать так зол на меня или у меня паранойя как обычно дурацкий е-мэйл нельзя понять интонацию.../ Когда он вернулся в постель, сон бежал от него, что только разожгло его страхи, клубившиеся на краю подсознания. Он переворачивался с одного бока на другой, сминая пропитавшиеся потом простыни. Чем больше он вертелся, тем жарче ему становилось. Чем жарче ему становилось, тем меньше он контролировал свой дар, тем больше его охватывала паника, и сердце трепетало в груди, а дыхание стало частым и неглубоким. Ладони, которые и так были влажные из-за охватившей его лихорадки, намокли так, что оставляли тёмные следы на одеяле, за которое он отчаянно хватался. /Нет, блядь, только не это. Этого не происходит. Я контролирую ситуацию. Убирайтесь из моей головы, мать вашу!/ Тем маленьким участком мозга, который ещё был способен мыслить рационально, Шульдих понимал, что, уступая страху, только ухудшает своё положение. Он пытался оставаться спокойным, глубоко дышать, потому что знал, что так нужно, но не мог сдержать шквал голосов, непрестанно обрушивающийся на него, и всё сложнее становилось различать эти голоса и собственный внутренний голос. Его самосознание было, как огонёк без доступа к кислороду, который всё слабел и слабел, и Шульдих знал, что скоро он погаснет. Он почувствовал, как ужас сомкнул на нём челюсти и вонзил в него длинные острые зубы. Той частью своего разума, которая всё ещё принадлежала ему, той частью, которая ещё не поддалась безумию страха, Шульдих боролся, пытаясь восстановить телепатическую защиту. Но это было, как вычёрпывать детским ведёрком воду с тонущего лайнера. Бессильные слёзы выступили у него на глазах, когда он понял, что борьба только изматывала его, лишь ускоряя неизбежную окончательную потерю контроля. /...зубы недостаточно белые возможно надо заплатить за отбеливание но говорят это вредно для эмали гораздо дольше куда едет этот автобус мне нужно в туалет дурацкий новый модный ресторан наверное всё равно еда плохая не бронируют столики да что они о себе возомнили если я не приду сегодня интересно они позвонят я не хочу чтобы меня застукали но это так здорово смирительная рубашка меня не остановит я сделаю Богу больно уничтожу то что Ему.../ С трудом приподнявшись на постели, Шульдих судорожно обшарил комнату взглядом, ища что-нибудь, что могло бы послужить якорем. Будучи ребёнком, выросшим в Розенкройц, а впоследствии - одним из Шварц, Шульдих никогда не имел много вещей, которые мог назвать по-настоящему своими. Он безумно гордился тем фактом, что ему принадлежало его сознание, принадлежал контроль за собственными мыслями. Не каждый телепат, обладающий подобной силой, мог сказать о себе то же самое. Некоторые из них вообще не могли говорить, сойдя с ума и впав в кататонию. С тех пор, как полностью развились его силы, Шульдих только однажды терял контроль - лёжа на холодной плитке на полу в туалете для мальчиков в общежитии Розенкройц, бессильно прислонив голову к унитазу, а боль в боку всё усиливалась, и всё тело горело, горело и горело... Взгляд Шульдиха остановился на кружке чая, которую Наги принёс ему утром, ещё до того, как этот день превратился в кошмар, где ужас и безумие сплелись причудливым клубком. /Наверное, уже остыл/, - подумал Шульдих, и это была его последняя мысль. ***** Понемногу клонившееся к закату солнце светило в окно гостиной, и в его лучах лениво кружились пылинки. Кроуфорд разулся в прихожей, устало вздохнул и переместил бумажный пакет с логотипом аптеки в другую руку, снимая с себя пиджак. Аккуратно повесив его на спинку дивана, Кроуфорд направился по коридору в сторону спален. Вчерашнее видение было ужасно расплывчатым, а сегодняшнее только поставило его в известность, что его попытка вмешаться оказалась неудачной, но никак не помогло в разработке какого-нибудь плана действий. На этой стадии ему придётся действовать, полагаясь только на свой здравый смысл. И хоть Брэдли Кроуфорд обладал последним в избытке, он испытывал чувство, неприятно похожее на уязвимость, когда ему приходилось работать, обходясь без надёжной страховки, которой обычно обеспечивали его видения. Кроуфорд остановился у открытой двери в комнату Наги, и, не потрудившись постучать, переступил порог. Мальчик ссутулившись сидел за своим рабочим столом, в полутьме потусторонне мерцал ноутбук, освещая бледное лицо. Наги предпочитал плотно задёргивать занавески, заявляя, что так ему лучше видно экран. Почувствовав присутствие лидера Шварц, он оторвался от своей работы и посмотрел на Кроуфорда. - Наги, ты не мог бы быть так любезен пойти на кухню, налить стакан воды и отнести его в комнату Шульдиха? - спросил Кроуфорд таким тоном, который не позволял обмануться вежливой формулировкой и не оставлял сомнений - это был приказ, а не просьба. Наги внимательно посмотрел на маленький пакет в руке Кроуфорда. Он открыл было рот, чтобы о чём-то спросить, но, увидев суровое лицо Кроуфорда, передумал. Наги быстро выключил компьютер и проскользнул мимо Кроуфорда в коридор. Ему пришлось протискиваться боком, чтобы не врезаться в пророка. Как только Наги вышел за пределы слышимости, Кроуфорд испустил вздох, исполненный жалости к себе. Шульдих умудрился заболеть, и работоспособность команды сильно пострадает от этого. Хоть этот вечно ухмыляющийся идиот, находясь в добром здравии, любил отравлять ему существование, постоянно доставая его и наступая на любимые мозоли, Кроуфорд должен был признать, что как член команды Шульдих был незаменим. На миссиях он был неизменно собран, используя свою невероятную скорость, чтобы двигаться с уверенной, хищной грацией. Он обожал ныть и жаловаться на бытовые аспекты их работы, но, поручая ему какое-либо задание, можно было быть уверенным - оно не останется невыполненным. И, конечно, его дар. Хотя, если говорить о грубой силе, самой мощной из сверхъестественных способностей Шварц был, вероятно, телекинез Наги, Кроуфорд гораздо привык очень во многом полагаться на телепатию Шульдиха. Оракул использовал свои видения и свой талант к стратегическому планированию весьма умело, но дар Шульдиха всегда помогал ему заполнить пробелы. Хоть немец и был надоедой, он был ещё и правой рукой Кроуфорда, и теперь, когда им вот-вот мог представиться шанс освободиться из-под контроля Эсцет, болезнь Шульдиха была очень некстати. Подходя к комнате Шульдиха, Кроуфорд механически отметил, какая тишина стояла в этой части дома. Он мгновенно понял, что именно его смутило: Фарфарелло был заперт в своей комнате с самого утра и должен был бы уже вовсю буйствовать, делая больно стенам, себе и своему Богу. Решив, что с нехарактерной сдержанностью психа можно разобраться и позже, Кроуфорд открыл дверь в комнату Шульдиха. Он ожидал найти Шульдиха больным и немного не в себе. Он приблизительно понимал, каким образом болезнь разрушительно действует на его дар. Однако теоретические знания о последствиях потери контроля на психику телепатов никоим образом не подготовили его к тому, что он увидел. Шульдих метался в страшной лихорадке. Спутанные влажные волосы липли к горящему лицу, а в блуждающем взгляде не было заметно осмысленности. Старая концертная футболка была покрыта пятнами пота. Все постельные принадлежности, даже простыня, крепившаяся к матрасу на резиночке, были теперь скомканы где-то у Шульдиха в ногах. Все эти детали Кроуфорд зафиксировал за одно мгновение, чисто автоматически, но одна деталь была совершенно неожиданной и полностью завладела его вниманием. Шульдих был весь в крови. Его руки, плечи, ступни были покрыты неглубокими порезами. Кроуфорд быстро понял, что ни один из них не был по-настоящему серьёзным, возможно один или два потребуется зашить, но маловероятно. Несмотря на это, он с трудом поборол отвращение и ужас, которые в нём вызвала эта сцена. Видеть Шульдиха в таком состоянии было неправильно. Шульдих бывал легкомысленным, мог выдумывать для себя довольно опасные забавы, но он никогда не находил никакого удовольствия в том, чтобы причинять себе боль. Если Фарфарелло приходило в голову изрезать себя, как рождественского гуся, никто не удивлялся, но это... В комнате Фарфарелло было тихо. Блядь. Блядьблядьблядь. Сердце Кроуфорда глухо забилось о грудную клетку, когда до него дошло. Он думал, что понимает, что будет означать сбой в работе телепатического дара, но такого он не мог и представить, такого не было в поверхностной информации, которую предоставили ему Эсцет, передавая Шульдиха под его начало. Однажды Шульдих по пьяни признался Кроуфорду о побочных эффектах своего дара. Это случилось вскоре после того, как они вдвоём начали выполнять миссии в качестве Шварц. Они только вернулись с задания. Шульдих использовал свой дар, чтобы убедить их цель спрыгнуть с крыши высотного офисного здания. Мужчина хотел жить. Пришлось приложить огромное мысленное усилие, чтобы добиться этого, и, чтобы вознаградить себя, Шульдих напился в слюни. Он расположился на полу их гостиничного номера, прислонившись головой к кровати, и то и дело принимался размахивать руками, заливая ковёр шнапсом, в то время как Кроуфорд, сидя за столом, пытался составить отчёт о миссии. Тогда он не вполне понял суть рассказа Шульдиха, но теперь, теперь она предстала прямо перед ним, можно сказать, в 3D качестве. Шульдих рассказал тогда, что иногда боится раствориться в других людях, боится, что ему станет слишком трудно отличить свои мысли от чужих. Из-за высокой температуры, он больше не смог контролировать свой дар, и этот страх стал реальностью. Реальность превратилась в оживший ночной кошмар, когда больной рассудок Шульдиха уцепился за ниточку, ведущую к сознанию Фарфарелло. Кроуфорд почувствовал подступающую тошноту, когда представил, как у него в голове хозяйничает Фарфарелло. Неудивительно, что ирландец тихо сидел в своей комнате. Фарфарелло, с помощью Шульдиха, предавался одному из своих любимых занятий: нанесению себе увечий. Почти музыкальный звук бьющегося стекла вырвал Кроуфорда из мрачных мыслей. Он увидел стоящего в дверях Наги, осколки стакана на полу, и поймал испуганное и встревоженное выражение лица мальчика. - Приберись и принеси другой стакан. Найди лекарства Фарфарелло, - он с удивлением заметил, насколько спокойно звучит его собственный голос. Привычный во всём подчиняться авторитету Кроуфорда, Наги мгновенно справился с собой и вернул себе всегдашнюю равнодушную маску. Не сомневаясь, что мальчик последует его инструкциям, Кроуфорд снова переключил внимание на Шульдиха. Он медленно, но уверенно подошёл к постели, излучая энергетику альфа-самца - так Фарфарелло обычно лучше слушался. Это было ни к чему, если Шульдих сейчас что-то и видел, это было не то, что происходило в спальне. Едкий запах болезни ударил Кроуфорду в нос, когда он подошёл ближе к телепату и поставил пакет из аптеки на прикроватный столик, рядом с нетронутой чашкой с чаем. Не обращая внимания на вонь и чуть не отшатнувшись от осязаемого жара, исходившего от немца, он взял его безвольную правую руку и осторожно разжал пальцы, сжимавшие лезвие, которым Шульдих резал себя. Хотя Кроуфорд в глубине души полагал, что в подобных ситуациях надлежит сидеть у изголовья больного, он всё же встал в нескольких шагах от кровати, ожидая возвращения Наги. Почему он этого не предвидел? Обычно видения о здоровье и безопасности команды приходили вовремя; не в последнюю очередь благодаря этому команда Кроуфорда реже других групп Эсцет получала повреждения - если, конечно, не считать Фарфарелло. Наги вернулся, принеся не только новый стакан воды и лекарства Фарфарелло, но ещё и тазик, полотенца, антисептическую мазь и бинты. Одобрительно кивнув, Кроуфорд отступил, давая Наги подойти поближе к постели Шульдиха. Тот впал в полубессознательное состояние, что, учитывая обстоятельства, было, возможно, к лучшему. Наги быстро и аккуратно промыл и наложил повязки на раны немца, а Кроуфорд в это время сорвал защитную фольгу с пузырька с антибиотиками, купленными днём, когда его посетило видение. Пришлось использовать телекинез, чтобы протолкнуть таблетки в пересохшее горло Шульдиха - тот был слишком болен и слаб, чтобы сделать это самостоятельно. Дар Наги пригодился и для того, чтобы постелить на залитый кровью матрас свежие тёмные простыни. Когда Шульдиха приподняло на пару метров над кроватью, он слегка застонал, но когда подросток осторожно опустил его обратно на кровать, не издал ни звука. Кроуфорд намочил одно из чистых полотенец и, слегка отжав, положил его на лоб телепата. Удостоверившись, что сделал всё что можно для улучшения физического самочувствия телепата, Кроуфорд положил в карман транквилизаторы Фарфарелло и сделал Наги знак следовать за ним. - Из-за жара он потерял контроль над своим даром. Фарфарелло был поблизости весь день, а ты ведь знаешь, что у него никогда не было щитов, - коротко пояснил он в ответ на вопрошающий взгляд мальчика. Тот мрачно кивнул, и Кроуфорд мысленно похвалил телекинетика за способность читать между строк. - Что мы будем делать? - Фарфарелло будет доставлять неприятности, пока Шульдих не восстановит контроль над собой, - сказал Кроуфорд, поглядывая на закрытую дверь в комнату ирландца. - Поскольку мы только что дали Шульдиху мощный антибиотик, и у него сильный жар, мы не можем дать ему ещё и снотворное, поэтому нам придётся вырубить Фарфарелло. Наги в ответ вздохнул. Задача по необходимости вырубать Фарфарелло обычно ложилась на его плечи, но Кроуфорд знал, что он ненавидит выполнять подобные поручения. Ему было плохо из-за необходимости грубо обращаться со своим невменяемым товарищем. К счастью, накачать Фарфарелло всеми его препаратами было не так уж сложно благодаря необыкновенной покорности, которую он проявлял, имея дело с Наги. Кроуфорд не был уверен, что Фарфарелло понимает, что между ним и Шульдихом установилась связь, но пусть даже он и действовал подсознательно во время этого дневного сеанса, он остался вполне удовлетворённым после него. Оракул не мог по настоящему злиться на Фарфарелло или винить его за то, кем он являлся. Но от вида сытой усмешки на лице ирландца, вдоволь помучившего Шульдиха, его передёрнуло. Как только они закончили с Фарфарелло, Кроуфорд отослал Наги к Шульдиху, чтобы он мог проследить, что, проснувшись, тот не начнёт снова себя резать. Уладив, таким образом, всё, что было можно, Брэдли Кроуфорд оказался у себя в кабинете, в темноте, молясь о видении, которое бы подсказало, как разобраться с этим кошмаром. ***** Он оказался в океане голосов и уже тонул. Он погружался всё глубже и глубже, а чужие сознания давили всё сильнее, как будто толща воды. Но дна у этого океана не было, не было предела этому давлению на его волю. В конце концов его просто расплющи, и тогда, что бы это ни было, оно закончится. /...когда же она бросит трепаться мне нужен телефон она только что видела этих людей час назад о чём говорить набираю вес лучше не есть десерт сегодня вечером но одна ложечка не повредит бока ещё незаметны сделайте музыку потише о боже заткнись заткнись заткнись блядь не там повернул мне не сюда неужели я хочу увидеть как он сидит там как ни в чём не бывало будто и не трахал эту суку час назад что же делать я всё ещё люблю.../ У него не было другого выбора, и он перестал быть собой. Петля затягивалась у него на шее, его тащило сквозь толпу. У него не было другого выбора, и когда Шульдих пришёл в себя, это уже был не он. ***** Эта ночь была тяжёлой для Шварц. Антибиотики, которые, как было заявлено, могли завалить бактерию размером со слона, действовали слишком медленно, а аспирин сбил жар совсем не на много. Наги метался между больным товарищем и Фарфарелло и уже валился с ног. Имея на руках двух недееспособных подчинённых и ещё одного, готового вот-вот рухнуть от истощения, Кроуфорд мог не дожидаться видения, чтобы сказать, что Шварц будут по уши в дерьме, если в самое ближайшее время ситуация не переменится к лучшему. К счастью, большую часть времени Шульдих был без сознания. Когда он наконец проснулся, стало только хуже. Кем бы ни было то существо, в которое он превратился, оно точно не было Шульдихом. Кроуфорд пропустил его первое появление, потому что сидел в темноте, пытаясь вызвать видение, но Наги рассказал ему, что немец выпрыгнул из постели и попытался начать делать приседания. Хорошо, что благодаря этому небольшому физическому усилию, он снова быстро лишился сознания. В следующий раз Кроуфорд был в комнате, когда посреди ночи Шульдих проснулся, гогоча так, что Фарфарелло задёргался, хоть и пребывал в наркотическом анабиозе. На этот раз конец беспорядкам положило больное горло, хохот превратился в кашель, после чего телепат снова вырубился. Потом, незадолго до рассвета, когда Наги дремал на стуле, который они поставили у кровати Шульдиха, а Кроуфорд стоял в дверях, немец проснулся и начал стонать, лаская через одежду поднявшийся член. Чудовищно покраснев и имея самый несчастный вид, Наги сжал кулаки и отвернулся. Кроуфорд мрачно наблюдал, не сводя с Шульдиха глаз, пока тот со слабым стоном не кончил себе в трусы и снова не вырубился. Поняв, что после этого инцидента от нервного срыва Наги отделял всего один шаг, Кроуфорд отослал мальчика следить за Фарфарелло, а сам остался с Шульдихом. Теперь, когда утреннее солнце начинало бить в окно, стул возле кровати занимал Оракул, и он же наблюдал новую сцену. Это было похоже на короткое просветление, и это было ужасно. Шульдих плакал. Лёжа на спине, он самозабвенно рыдал. Горячие слёзы струились из уголков глаз, немытые волосы намокали на висках, и с них капало на подушку. Он всё ещё горел, но лицо побледнело, от обезвоживания кожа обтянула череп. Хотя его хриплый голос был чуть слышен, он говорил, прерывая всхлипывания повторяющимися "эта сука". Иногда его взгляд останавливался на Кроуфорде, и в такие моменты американцу становилось очень не по себе. Он работал и жил с Шульдихом много лет и никогда не видел, чтобы он пролил хоть слезинку. Теперь Кроуфорд стоял у постели рыжего и заставлял себя не отводить взгляд от товарища. Кроуфорд вздрогнул, когда Шульдих выпростал из-под одеяла руку и схватил его за запястье. Его пальцы были горячими, сухими и удивительно сильными. - Расквитаюсь с ним по полной. Ублюдку это с рук не сойдёт, - выдохнул он, глядя прямо в глаза Кроуфорду. - Боже, как он мог трахать эту суку? - он выплюнул последние слова со злобной агрессией и снова зашёлся кашлем. Кроуфорд воспользовался возможностью высвободиться из захвата телепата и вытер запястье о штаны. Как только приступ кончился, Шульдих снова забылся беспокойным полусном, неглубоко и часто дыша. Кроуфорд отрешился от окружающего и сконцентрировался, пытаясь вызвать из астрала видение, в котором он так отчаянно нуждался. Он был погружён глубоко в себя, когда звук шагов снова вернул его в реальность. Он обернулся и увидел замешкавшегося в дверях Наги, с прижатым к груди ноутбуком. Мальчик выглядел полностью вымотавшимся и казался совсем ребёнком. Ноутбук был его спасательным жилетом, и то, как он сейчас цеплялся за него, не говоря уже о том, что таскал его за собой без всякой видимой причины, сказало Кроуфорду, что Наги уже почти дошёл до ручки. Телекинетик обходился без сна и гораздо дольше, когда ему приходилось выполнять хакерскую работу для миссий, и эмоциональное расстройство тоже не было незнакомым ему понятием, но видеть напарника в совершенно беспомощном состоянии - это было для него слишком. Какой-то частью себя Наги ненавидел Шульдиха, ненавидел Шварц, Кроуфорд знал это. Но телепат не обращался с ним плохо, и они достаточно много времени провели вместе, чтобы между ними развилось чувство товарищества. С такой жизнью, как у них, шансы Наги общаться с другими людьми были ограничены, а привязанности, как сорняки - растут в любых условиях. - У меня всё под контролем, Наги. Тебе надо идти собираться в школу. На лице у мальчика отразились противоречивые эмоции, но он снова натянул привычную равнодушную маску и кивнул, снова оставляя Кроуфорда наедине с Шульдихом. Кроуфорд логически осмыслил ситуацию, оценивая имеющиеся альтернативы. Ему было отвратительно это признавать, но, очевидно, помощь в форме видения не собиралась приходить. Шульдиху не становилось лучше. Он мог оставить всё, как есть и надеяться, что когда жар спадёт сам собой, от телепата останется хоть что-то. Если нет, Эсцет быстро пришлют замену, и тонко составленный план Кроуфорда по освобождению Шварц из-под власти хозяев, вероятно, рухнет. Он мог стиснуть зубы и вызвать врача из Эсцет, но это могло привлечь внимание организации к команде, что также могло поставить план под угрозу. Кроуфорд посмотрел на Шульдиха, злясь на того за то, что из-за него он оказался в такой ситуации, но его злоба была вытеснена другими, неясными эмоциями, когда телепат зашёлся сильным кашлем. - Чёрт. Если тебе не поможет то, что я сделаю, пеняй на себя, - он выудил из кармана сотовый и набрал номер, по которому можно было вызвать помощь для Шульдиха. ***** Им ещё повезло, что это был доктор Кикучи. Он принадлежал Эсцет - Кроуфорд не строил иллюзий насчёт того, кому был верен врач - но в первую очередь, он был предан своей профессии. После короткого телефонного разговора Кикучи быстро приехал к Шварц, добравшись меньше чем за час. Отринув любезности, врач сразу прошёл в спальню Шульдиха. Кроуфорд посторонился, пропустив его, и, стоя в дверях, молча наблюдал за осмотром телепата. Доктор имел довольно невзрачную наружность. Низенький, средних лет, с грушевидной формой тела, он ничем не отличался на вид от большинства японских работяг, с которыми можно столкнуться на улицах Токио - особенно в своём мятом костюме из магазина готовой одежды. Замени саквояж с врачебными принадлежностями на портфель, и он выглядел бы, как типичный клерк. Но то, как искусно двигались его руки, когда он осматривал израненное тело Шульдиха, оценивая состояние жизненно важных органов, сразу выдавало его неординарность. Его движения были мягкими и умелыми, и когда Шульдих слабо пробормотал что-то о том, как он убьёт этих ублюдков прежде, чем его уволят, Кикучи остался невозмутим, воспользовавшись моментом его бодрствования для того, чтобы осмотреть горло, нос и уши. Телепат зарычал, когда доктор посветил ему в глаза фонариком, но он был слишком слаб, чтобы сопротивляться, и вскоре снова впал в беспокойный полусон. Закончив предварительный осмотр, Кикучи сделал знак Кроуфорду подойти к нему. - По телефону вы сказали, что давали ему антибиотики, верно? - Да. - И его состояние не улучшилось? - Совсем. - Скорее всего, это вирусное, но на всякий случай продолжайте давать антибиотики. - А температура? - Мне не нравится, что она такая высокая, но всё же не настолько высокая, чтобы был риск для мозга. Холодные компрессы помогут, и я думаю, через денёк-другой она спадёт сама собой. Я полагаю, Кукловод подцепил не очень приятную разновидность гриппа, но он молод и здоров, так что его иммунная система должна справиться. Я слегка беспокоюсь насчёт обезвоживания, но я могу организовать поступление жидкости через капельницу. Однако, - добавил он, холодно глядя прямо в глаза Кроуфорду, - это не самый большой повод для беспокойства, так ведь? - Вы правы. - Скажите, Оракул, что вы знаете о том, как действует дар Кукловода? - Мне рассказали, как эффективнее всего использовать его навыки в действии, доктор Кикучи. И как вы, я уверен, знаете, инструкциям, как строить щиты, уделяется большое внимание в Розенкройц, - он сказал это безо всякого намёка на горечь, Кроуфорд не мог допустить и тени эмоции. Кикучи был врачом, но ещё он был потенциальным доносчиком. - Также я понимаю, что потеря контроля - это большой риск для телепата. Кикучи фыркнул, давая понять, что это ещё мягко сказано. - Хоть это и не моя основная специализация, я провёл несколько месяцев в клинике, которая... занимается похожими случаями, - Кроуфорду показалось, что голос доктора слегка дрогнул. - Телепатия - одна из самых глубоко изученных паранормальных способностей, на уровне неврологии, но она же - и самая сложная и проблемная. Индивидуальные различия между её обладателями ещё больше усложняют задачу. Понимаете, - Кикучи оперся о прикроватный столик и посмотрел на Шульдиха. - Каждый телепат одинаково читает мысли. Все наши действия, все наши мысли - это производное от деятельности миллиардов нейронов в нашем мозгу. Телепат уровня Кукловода имеет силу обращать этот процесс вспять, навязывая нужную ему модель деятельности нейронов другому человеку. Кроуфорд кивнул, торопя доктора покончить с предисловиями. - Проблема заключается в том, - продолжил Кикучи, - что на уровне неврологии, телепат испытывает влияние своего дара точно так же, как тот, кого он пытается заставить что-то сделать. Для мозга телепата нет разницы между деятельностью своих и чужих нейронов. Клиника, в которой я работал, предназначена для большого количества телепатов, которые не могут полностью справиться с этой проблемой. - До вчерашнего дня я не замечал, чтобы у Кукловода были хоть какие-то проблемы подобного свойства, - начал Кроуфорд защищать Шульдиха, прежде чем осознал, что делает. Проклятье, ему нельзя было так оступаться, если он хотел держать всё под контролем. Его планы избавиться от власти Эсцет предусматривали участие Шульдиха, но он не мог идти на риск, давая понять доктору, что тесно привязан к своему подчинённому. К счастью, Кикучи, похоже, не сделал никаких выводов. - Нет, личное дело Кукловода говорит, что он смог развить в себе способность дифференцировать собственные мысли и мысли окружающих. Все телепаты работают по-разному, но, по моему предположению, он смог выделить в своём мозгу участок, который может распознавать источник информации - механизм, который работает как переключатель между внешним и внутренним. Это эффективный способ для того, чтобы справиться со сложностями с самоидентификацией, но, похоже, у переключателя Кукловода есть некоторые уязвимые места. Прежде чем приехать, я взглянул на его медицинскую карту, и могу сказать вам, что это не первый раз, когда он попадает в подобную ситуацию. - Не первый? - Похоже, механизм, который помогает ему отделять своё сознание от других, перестаёт действовать, когда у Кукловода сильный жар. Согласно его карте, во время его пребывания в Розенкройц контроль всегда ослабевал во время болезни, что неудивительно. Однако, ситуация, подобная этой, возникла лишь однажды, когда Кукловод ещё был в Розенкройц, и у него воспалился аппендикс. По-видимому, его контроль не может справиться с разновидностью нейронного шума, возникающего при лихорадке. - Это значит, что когда жар спадёт, контроль восстановится? Доктор нахмурился, порылся в сумке, выудил из неё то, что, вероятно, было медицинской картой Шульдиха и начал перелистывать страницы. - Ага, вот оно, - сказал Кикучи, пробегая текст глазами. Дочитав до конца страницы, он закачал головой. - Похоже, не всё так просто. Даже после того, как жар спал, Кукловоду потребовалась вмешательство извне, чтобы восстановить функциональность. Кроуфорд сжал кулаки. Внимание доктора всё ещё было сосредоточено на карте Шульдиха, и он мог себе это позволить. Ровным голосом он задал следующий вопрос: - Какое именно вмешательство? Кикучи перевернул страницу и нахмурился ещё сильнее. - Другой телепат. Чёрт. Щиты Кроуфорда были надёжны, но он не хотел - совсем не хотел - рисковать, допуская в их дом другого телепата. - Но, - продолжил доктор, - я боюсь, что мы не можем снова так сделать. Хоть вмешательство и помогло восстановить Кукловода, другой телепат впал в состояние... необратимой дисфункции. Кроуфорд осмыслил этот эвфемизм. Они могли привести кого-нибудь, кто вытащил бы Шульдиха из его безумия, но это была бы просто замена одного неконтролируемого телепата на другого. Эсцет вкладывали слишком многое в своих паранормов, чтобы жертвовать здоровым телепатом ради того, у кого подобный случай повторяется не впервые - и, не исключено, будет повторяться в будущем. - Я понимаю. - Мне жаль, но, похоже, мы не можем ему помочь. Сейчас я установлю капельницу, чтобы справиться с обезвоживанием. Возможно, на этот раз он сможет справиться сам, - последние слова прозвучали не очень искренне. - Я дам ему сутки, но потом мне придётся отправить отчёт в организацию, - врач не сказал, что, вероятно, последует за этим, но Кроуфорд знал. Шварц - да и ни одной другой группе - не нужен был дефективный член команды. Возможно, Эсцет будут ставить на нём опыты, а может быть просто убьют. В любом случае, Шварц получат нового телепата, а его никогда больше не увидят. Кроуфорд, застыв, сидел в гостиной, пока врач возился с больным. Странно, что он не плюнул на него сразу. Вероятно, врождённая потребность лечить всё, что можно, хотя странно, что такая черта могла быть присуща кому-то, кто доносит Эсцет. Когда Кикучи закончил, Кроуфорд проводил его до двери. - Дайте мне знать, если ему станет хуже. Если нет, я приду завтра днём, чтобы оценить его состояние. - Что-нибудь ещё? Доктор огляделся, будто проверяя, что они одни в комнате. По-видимому, удовлетворившись увиденным или не увиденным, он подошёл поближе и тихо сказал. - Это только гипотеза - как я упоминал, телепатия - не моя специализация - но я думаю, что ваш телепат втянут в самые громкие, самые навязчивые мысли. Кроме того, территориальную близость тоже нужно учитывать. Я не знаю, сможет ли он восстановить своё душевное равновесие, но ему будет легче это сделать, если он будет заперт в более спокойном сознании. Кикучи не стал ждать реакции Кроуфорда. Он выскочил за дверь и захлопнул её за собой, оставив оракула размышлять над услышанным. ***** Это было глупо. Ему надо было сидеть у себя в кабинете, приводя мысли в порядок, меняя планы, готовясь к прибытию нового члена команды. Справиться без Шульдиха будет крайне сложно. У него оставалось всего несколько дней на подготовку. Но он терял время, стоя рядом с постелью Шульдиха и собираясь опустить свои щиты. После того, как доктор ушёл, Кроуфорд провёл несколько минут в гостиной, лихорадочно соображая. Он проигрывал слова Кикучи в голове снова и снова. Он взвешивал их и анализировал, пытаясь понять, в какие игры играл доктор. Может быть, организация подозревала их? Эсцет умели задумывать крайне хитроумные ловушки. Возможно, доктор хотел, чтобы Кроуфорд оступился, дал понять, что у него сменились приоритеты, что его верность организации сомнительна. /А возможно, что он действительно хочет помочь/, - сказал себе Кроуфорд. Внутренний голос удивительным образом напоминал голос Шульдиха. Он мог продолжать и дальше стоять у входной двери, споря с собой, но ноги сами понесли его в комнату телепата. И вот теперь он стоял, глядя на спящего Шульдиха. Какими бы ни были мотивы Кикучи, физическое состояние немца явно улучшилось благодаря его действиям. Кроуфорд перевёл взгляд с катетера, прикреплённого к руке, на лицо Шульдиха, которое уже выглядело значительно лучше - цвет был менее нездоровый, а щёки не такие запавшие. Не думая о том, что делает, Кроуфорд протянул руку и прикоснулся ладонью ко лбу телепата. Тёплый, но не такой горящий, как раньше. Он сел на стул, на котором Наги провёл большую часть прошедшей ночи. Он просидел недолго, когда знакомое покалывание в висках известило его о приближающемся видении. Вцепившись в спинку кровати, он закрыл глаза. Сосредоточиться на будущем было проще, когда внешние раздражители не отвлекали. Всё ещё измождённый Наги, бредущий из школы домой. Наги проталкивает таблетки в горло Фарфарелло. Спит, как убитый, в своей комнате. Это было не самое полезное из видений - и уж точно не то, что он пытался увидеть уже больше суток - но он мог использовать эту информацию. Наги скоро будет дома, и он позаботится о Фарфарелло. Кроуфорду не надо беспокоиться. Он может заняться необходимыми приготовлениями к реструктуризации Шварц, если Шульдих будет вести себя тихо. /И если ты сможешь не думать о том, что сказал тебе доктор/, - сказал голос, который не принадлежал Шульдиху, в его голове. Кроуфорд нахмурился, злясь на себя за то, что отвлёкся. Шульдих был прекрасным напарником, и он привык работать с ним за прошедшие годы, но привязанности - это то, что могут себе позволить дети вроде Наги. Кроуфорд этого не хотел, ему это было ненужно. Он убил в себе все желания много лет назад, кроме одного - желания освободиться. /Тогда почему ты не хочешь отпускать меня?/ На этот раз голос звучал настолько похоже на Шульдиха, что Кроуфорд почти был готов увидеть ухмылку на лице телепата. Но, конечно, тот по-прежнему спал. Сознание Кроуфорда выкинуло странный фортель, но он знал, что на самом деле голоса не было. /Не-а, я по-прежнему лежу тут, совсем съехавший с катушек. Забавно, что ты так скучаешь по мне, что выдумываешь за меня реплика, а Брэд?/ - Заткнись, - процедил Кроуфорд, отводя глаза от Шульдиха. /Эй, а я-то тут при чём? Я почти овощ, забыл? Скажи это своему подсознанию./ Кроуфорд зарычал и поднялся, опрокинув стул. Не имело никакого смысла торчать здесь, пока Шульдих спит. У него не было времени на то, чтобы играть в шизофренические игры с самим собой. В кабинете будет гораздо проще сосредоточиться. Но он ещё не успел дойти до дверей, когда Шульдих застонал, и в следующий момент Кроуфорд обнаружил, что снова стоит у его постели, сам не заметив, как вернулся. Он быстро поставил стул на место и сел. Синие глаза раскрылись и посмотрели прямо на него. На какую-то секунду Кроуфорду показалось, что в них промелькнуло узнавание, и он почувствовал как сжалось горло. Потом глаза распахнулись в ужасе, и Шульдих резко сел в кровати, закрывая лицо руками в защитном жесте. - Это была случайность! О боже... пожалуйста, не надо... не надо снова делать мне больно... Брэд опустил щиты. Он не обдумал ничего, не оценил имевшуюся информацию, не взвесил все за и против. Он просто опустил щиты, а когда Шульдих продолжил плакать и просить пощады, он схватил телепата за руку, крепко, но осторожно, чтобы не задеть иглу капельницы или один из бесчисленных порезов. В ту же секунду Шульдих замолчал, и его лицо стало каменным. Грудь продолжала вздыматься, но Кроуфорд понял, что частое дыхание телепата идёт в унисон с его собственным. Он уставился на Шульдиха. Шульдих уставился на него в ответ. Выражение лица было мрачным, озабоченным, решительным. Это было жуткое ощущение, как будто смотришься в зеркало, но лицо там чужое. Он приглушил свои эмоции, поборов желание вернуть щиты на место. Доктор сказал, что Шульдиху нужно спокойное сознание. Это то, что он мог ему обеспечить. Кроуфорду не всегда удавалось вызвать видения по собственному желанию, но он давно понял, что лучше всего у него это получается в состоянии полного покоя, так что он был настоящим специалистом в медитации. Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Повторил это, и ему почти удалось не обращать внимание на грудь Шульдиха, поднимающуюся и опадающую синхронно с его. Мир сузился до ритма дыхания, биения сердца и тёплой руки Шульдиха. Мягкое, осторожное прикосновение Наги к его плечу вернуло Кроуфорда к реальности. Он не знал, сколько он так просидел, но свет в комнате сменился с яркого полуденного на предвечерний золотистый. Он посмотрел на Шульдиха и увидел всё то же отражение себя самого. Он отпустил руку телепата и поднялся на ноги. Глаза Шульдиха закрылись, так что Кроуфорд решил, что на несколько минут комнату можно покинуть. В коридоре он дал Наги сильно отредактированную версию событий. Всегда проницательный телекинетик одарил его изучающим взглядом, понимая, что Кроуфорд что-то не договаривает, но воздержался от вопросов. Кроуфорд поручил Наги снова дать Фарфарелло ещё успокоительного, а потом приказал отправляться спать. Телекинетик благодарно удалился в свою комнату. Когда Кроуфорд вернулся к постели Шульдиха, он затаённо надеялся, что телепат уже пришёл в себя. Он положил ладонь на лоб немца и с радостью отметил, что жар отступал. Шульдих пошевелился. - Шульдих? Синие глаза открылись, сверкая надеждой. Бледные губы изогнулись в подобии странно знакомой улыбки, совершенно не похожей на его вечную ухмылку. Кроуфорд открыл рот, чтобы что-то сказать, но похоже было, что Шульдих тоже хочет заговорить, поэтому он промолчал. Шульдих выжидающе смотрел на него. Они молчали, глядя друг на друга, и Кроуфорд понял. Лицо Шульдиха вытянулось, почти идеальное отражение чувств Кроуфорда. Справляясь с собой, Кроуфорд снова взял телепата за руку и сконцентрировался на том, чтобы поделиться с ним своим спокойствием. ***** Стемнело, но ему было всё равно. Было холодно, но он этого не чувствовал. Он стоял в бесконечной пустоте, чернильная тьма омывала его, и он улыбался. В его снах не было будущего, только пустое здесь и сейчас, и это было восхитительно. Это было единственное место, куда он мог сбежать от многовариантности будущего. Только там он не чувствовал груз ответственности, необходимость следить за неисчислимыми возможностями. Кроуфорд устроился в своём убежище, испытывая, как и всегда, благодарность за этот тайный приют. Сегодня что-то было не так. Он не сразу догадался - это место действовало на его ум странно, замедляя мыслительные процессы. Откуда-то донёсся звук восхищённого свиста Шульдиха. - Чёрт возьми, Брэд. Ну ты продуман. Вот где ты расслабляешься? Знаешь, подсознание большинства людей наполнено каким-то хламом, людьми, местами. Но у тебя нет. У тебя здесь вообще пусто! Прямо посреди этой пустоты стоял Шульдих, одетый в свой вечный зелёный пиджак, непослушные волосы перевязаны жёлтой банданой. Он, как всегда, усмехался, но в его глазах светилось что-то ласковое. Почему-то, при виде его, Кроуфорду стало больно. В этом месте расстояние и пространство не подчинялись обычным законам физики. Кроуфорд думал, что Шульдих стоял в паре метров от него, но когда он опустил взгляд, он понял, что это не так, потому что Шульдих держал его за руку. - Почему ты держишь меня за руку? - Потому что ты держишь меня за руку, - ухмыльнувшись ещё шире, ответил Шульдих. Кроуфорд с трудом удержался, чтобы не закатить глаза. - Ты правда здесь? Это действительно ты? - Хммм, не знаю. Это твоё подсознание, Брэд. Наверное, я всего лишь плод твоего больного воображения, - он оглядел себя провёл рукой по лицу. - Не, я не могу быть настоящим. По-моему, на самом деле у меня нос побольше, - немец дразняще усмехался, и было неясно, шутит он, или серьёзен. Знакомое волнение овладело Кроуфордом. Он вздохнул. - Почему ты здесь? - Потому что у нас нет времени ждать, пока ты сам додумаешься. Если конечно, - сказал он с дьявольской ухмылкой, - меня на самом деле здесь нет. В противном случае, это бы значило, что ты уже догадался. - Я делаю так, как велел доктор. Он сказал, что тебе нужно спокойное сознание, чтобы помочь найти путь назад. - Ты поверил ему? Без моей помощи ты не так уж хорошо разбираешься в людях, а Брэд? - Что? Нет, я хочу сказать... проклятье, я знал, что ублюдок хотел, чтобы я выдал себя. - Думаешь? Его охватило бессилие. Кроуфорду было тяжело в последнее время, а обычное похуистичное отношение Шульдиха, или его голограммы грозило окончательно вывести его из себя. - Я не знаю, что думать. - Наверное, тогда я тоже не знаю. - Прекрати юродствовать, Шульдих! Что я делаю не так? Почему ты не приходишь в себя? - Давай, Брэд, подумай над этим. Мне не нужно спокойное сознание. Не пойми меня неправильно, я благодарен, что мне не приходится резать себя или рыдать, как корове, у которой самое страшное ПМС за всю историю. Но мне не нужно твоё сознание. Мне нужно моё сознание. - Тогда найди его, сукин ты сын. Предполагается, что я даю тебе покой, который нужен, чтобы ты мог найти его. Шульдих неодобрительно цыкнул. - Я не могу ничего найти, когда каждая клеточка моего мозга заполнена тобой. Я почти чувствую вкус палки, которую ты засунул себе в задницу. Прости Брэд, у тебя тут миленько, но я не хотел бы остаться здесь навсегда. - Тогда как? Как ещё я могу вернуть тебя? Я же не долбаный телепат! - Нет, но ты знаешь одного долбаного телепата очень хорошо. Это всё, что нужно. Шульдих сжал его руку. Из его голоса пропала издёвка, и он посмотрел на Кроуфорда как-то пугающе нежно. - Послушай, Брэд. Я думаю, скоро ты проснёшься. Ты сможешь. Я знаю, ты хочешь, чтобы я остался с тобой... чтобы помочь тебе в твоих планах. Кроуфорд попытался спросить Шульдиха, о чём он говорит, но было поздно. Сон кончился. ***** Вздрогнув, он проснулся, всё ещё держа Шульдиха за руку. Сквозь окно струился утренний свет. У них было несколько часов до возвращения Кикучи. - Шульдих? Телепат уставился на него, затем, с озадаченным видом, на их соединённые руки. Стоп. Кроуфорд не был озадачен. - Шульдих? Тот перевёл взгляд на лицо Кроуфорда. Он выглядел ужасно растерянным. - Ты вернулся? Шульдих не ответил. Кроуфорд видел, как осознание, проблеск личности, медленно сменяется разочарованием, которое было уже написано на его собственном лице. /Ладно, Шульдих. Думаю, я понял, что тебе нужно./ Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, но на этот раз он не оттолкнул свои чувства. Он позволил им плавать на поверхности и подумал о Шульдихе. Шульдих на первой миссии Шварц, совсем тощий подросток. Раздражающий, нахальный, на лице уже написана фирменная усмешка. Шульдих в перестрелке, с сумасшедшей скоростью перемещающийся по складу. Он выглядит самоуверенным и смертельно опасным. Шульдих дома, лежит, растянувшись на кушетке, и дразнит Наги своим гнусавым голосом. Шульдих в его кабинете, синие глаза смотрят прямо в янтарные, он отчитывается о последней цели. Шульдих в клубе, отдаётся ритму и танцует, такой невероятно охрененно красивый. Шульдих у него в голове, всегда готовый предоставить нужную информацию. Всегда готовый подоставать его. Всегда рядом, когда он в нём нуждается... Кроуфорд почувствовал, как его руку сжали. Он открыл глаза. Шульдих смотрел на него. - Эй, Брэд, - прохрипел он ужасно усталым голосом. Кроуфорд широко улыбнулся. - Добро пожаловать домой. - Спасибо. Это было слово, которое Шульдих нечасто использовал, но это было сказано искренне. Они смотрели друг на друга в молчании. Кроуфорд первым заговорил, прочистив горло и отпустив пальцы Шульдиха. Он сменил задержавшуюся улыбку на свою профессиональную холодную маску и вернул свои щиты на место так быстро, что это было почти болезненно для телепата. - Брэд... - Я скажу Наги, чтобы он принёс тебе что-нибудь попить. Сможешь съесть немного бульона? Шульдих кивнул, не сводя с Кроуфорда пристального взгляда. Кроуфорд встал и отвёл взгляд. - Ты стоил нам потери работоспособности, Кукловод. Я надеюсь, ты быстро пойдёшь на поправку. Мы не можем допустить, чтобы нам что-то мешало в работе, - он развернулся и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. ***** Спустя несколько недель Кроуфорду почти удалось забыть о том, что произошло между ними. Когда Кикучи нанёс им второй визит, он умело скрыл свой шок от того, что Шульдих справился с безумием. Хотя они с готовностью отвечали на вопросы доктора, ни Шульдих, ни Кроуфорд так и не сказали ему, что на самом деле произошло. Вопросы вскоре иссякли, благодаря лёгкому вмешательству Шульдиха. Им не пришлось волноваться об отчёте Кикучи в Эсцет - всё, что доктор помнил, это то, что поставил Кукловоду капельницу после случая сильного пищевого отравления. Щиты Шульдиха ещё не восстановились на 100% и, по-видимому, он страдал от сильных головных болей, но его порезы зажили, и он снова выполнял несложные миссии. Он заливался отваром эхинацеи с отчаянием приговорённого, и не ходил в клуб ни разу, с тех пор как заболел, но уже вернулся к издёвкам над Наги и доставаниям Кроуфорда. Всё возвращалось на круги своя. Шварц шли к своему будущему по пути, который прокладывал для них Кроуфорд. И если порой, находясь в пустоте своих снов, он чувствовал призрачную руку в своей руке, это не имело значения. Он сидел за своим большим дубовым столом в своём удобном кожаном кресле, когда пришло видение. После затишья во время болезни Шульдиха, видения вернулись с новой силой. Используя всю получаемую из них информацию для того, чтобы план не сошёл с нужных рельсов, Кроуфорд был крайне занят. Но это было не похоже на другие видения, приходившие в последнее время. Это было жутко знакомое видение. Шульдих, выгнувшийся на смятой, влажной постели, с расфокусированным, невидящим взглядом и красным, покрытым потом лицом. Кроуфорд сглотнул вставший в горле комок. Он попытался справиться со страхом, сказав себе, что это не повторится снова, не так быстро. Шульдих стал гораздо внимательнее со своим здоровьем. И теперь они знали, как с этим справиться. Волноваться было не о чем. Он уже собирался придвинуть стул обратно к столу и вернуться к работе, когда пришла вторая часть видения. Кроуфорд, нависший над стройным мускулистым телом. Он покрывает её поцелуями, покусывает маленькие твёрдые соски, окружённые ореолом мягких рыжих волосков. Целует губы, которые больше не изогнуты в сардонической усмешке. Заглядывает глубоко в синие глаза, вбиваясь в прекрасное, с готовностью откликающееся тело. - Вот блядь, - Кроуфорд прерывисто вздохнул. Назревала проблема. Он склонился над столом, сохранил нужные файлы, выключил компьютер и пошёл в свою спальню. Закрыл за собой дверь, выдвинул ящик прикроватного столика и нашёл то, что искал, на самом дне. Трясущимися пальцами он расстегнул ширинку, выдавил любрикант на дрожащую ладонь и начал избавляться от болезненного стояка, которое оставило ему видение. Когда он закончил, то понял, что этого не достаточно. У Шварц впереди большие неприятности. Конец

---

Архив.

УЖАС ОСОЗНАНИЯ

Автор: ann89103

Перевод: Satella

Редактор: Aldhissla

web.archive.org/web/20111007055420/http://weiss...

Шульдих – телепат, он может запросто и совершенно незаметно проникнуть в чужое сознание, выведать все слабости, выкрасть все тщательно охраняемые секреты. Или же может вломиться силой, жестоко, безжалостно, бросив истекающее кровью тело владельца на полу. Шульдих все это делал и будет делать. Он убийца, без морали и без способности раскаяться, преследующий только собственные интересы. Ну и интересы Шварц, но, опять же, только ради себя. Для него не существует никаких привязанностей, никакой дружбы, никакого товарищества. Нет, ничегошеньки.

Он не держит все время мысленный маячок на Фарфарелло, проверяя, как там ирландец со своей семьей. Он не проникает дважды в год в офис Критикер, чтобы убедиться, что Такатори не прибрал Наги к рукам основательно. И уж конечно он не наблюдает за Брэдом Кроуфордом, когда тот спит, перекинув руку через Шульдиха.

Шульдих – телепат, но иногда он не имеет ни малейшего понятия кое о чем.

***
– Фарфарелло, как жизнь?
– Ничего не изменилось с тех пор, как ты беспокоил меня последний раз, Шульдих.
– Как жалко. А как твоя ведьма?
– Салли в порядке. Никаких вестей от Эсцет. Разве Кроуфорд тебя не загрузил работой?
– Хе, Брэд стареет, я из него сегодня все соки выпил.
– Избавь меня от подробностей. У меня и так кошмары.
– И даже парочка сожженных церквей не помогает?
– Нет, уже не так, как раньше.
– А что так?
– Я изменился. И Бог тоже. Битва уже другая. Но я все равно его уничтожу.
– Хорошо иметь цель. Заезжайте в гости, вспомним старые денечки.
– Может быть. А пока передай Кроуфорду, что, по моему мнению, тебе не помешал бы медовый месяц или что-то в этом роде.
– Что?!
– Шульдих, ты говоришь, как умирающая от скуки домохозяйка. Найди себе хобби, заведи роман или устрой очередной международный скандал, мне все равно, просто отстань от меня. У меня уже есть пилящая меня супруга, да и вы с Кроуфордом женаты уже сто лет как.

***

У Шульдиха уходит два часа, чтобы обойти или отключить систему безопасности Критикер в их токийской штаб-квартире.
– Привет, Шульдих.
Ну, почти удалось, этого-то он ожидал.
– Привет, Наги! В вашей системе безопасности все равно куча лазеек, но уже лучше!
Наги возводит глаза к потолку.
– Тебе больше нечем заняться, что ли?
– Не рад моим визитам? Я оскорблен до глубины души!
– Едва ли. Твое эго способно защитить тебя от пуль, молний и Годзиллы.
– Наги, гаденыш, поверить не могу, что ты целуешь Такатори этими же губами!
– Этими же губами я делаю еще много чего.
– Вот видишь, я правильно тебя воспитал!
– Да, мам. А как поживает отец?
– Ты уже второй человек за недавнее время, который намекает, что мы с Кроуфордом женаты. Вы с Фарфарелло, что, еще больше спятили?
– Взгляни правде в глаза: вы с Кроуфордом женаты уже сотню лет. Вы вместе работаете, вместе спите и даже воюете, как давно женатая пара.
– Эй!
– Я просто удивляюсь, почему вы до сих пор не оформите отношения, хотя бы чтобы подать мне пример.
– Эй!
– Мои родители живут в грехе. Ты разве не понимаешь, как это сказывается на мне?
– Очень смешно, Наги. Я думаю, я стал провидцем, поскольку я вижу мигрень в твоем ближайшем будущем.
– Ай, прекрати! Тебе пора, Мамору идет.
– Ух ты, быстро он. Жалко. Ай!
– Было приятно повидаться, мам. Я позвоню позже. И хотел бы привести бойфренда на обед на следующей неделе, познакомить с семьей.
– Черта с два!

***
Брэд Кроуфорд – провидец. Он видит будущее: иногда ближайшее, иногда то, что будет через месяцы или годы – и обращает все в свою пользу. Это тонкое искусство и эффективный метод. Знание – сила, и у Кроуфорда больше знаний, чем у кого-либо.
Но знать – одно, а применять эти знания – совсем другое. Иногда у Кроуфорда все кусочки мозаики, но сложить картинку не получается. Он винит в этом других членов Шварц: они слишком импульсивны, слишком могущественны, слишком непостоянны, чтобы предсказывать их действия.

Поэтому он не использует свои международные связи в преступном мире, чтобы следить издалека за Фарфарелло, или своих шпионов среди токийских якудза, чтобы присматривать за Наги. И уж конечно, он не наблюдает за Шульдихом, когда тот спит, и не пропускает сквозь пальцы нереально рыжие волосы.

Брэд Кроуфорд провидец, но иногда он не видит дальше собственного носа.

***
На следующее утро Кроуфорда будит бесцеремонно запрыгивающий на их кровать Шульдих, который усаживается на него сверху, нагибается и кладет ладони ему на плечи. Кроуфорд поднимает руку, пытаясь заслонить глаза от солнечного света, льющегося из окон, и понимает, что это было не самое мудрое решение, потому что теперь он беззащитен.
Ладони Шульдиха скользят с плеч Кроуфорда на его шею и сжимаются. Сильно.
– Сукин сын!
– Что? – хрипит Кроуфорд.
– Сволочь! – кричит Шульдих, отпуская его шею, вцепляясь в темные волосы и дергая. – Все эти годы! И что я получил взамен?! Ничего!
Кроуфорд делает глубокий вдох, хватаясь за запястья Шульдиха.
– Прекрати! Что с тобой?
– Я хочу, чтобы наши отношения были официальными! Тебе еще повезло, что у нас нет детей, с Наги и Фарфарелло и так тяжело управиться. Я хочу свой чертов медовый месяц!
Кроуфорд смотрит на Шульдиха еще секунду, и до него доходит. Он чувствует себя так, словно на него рухнула тонна кирпичей.
– Неблагодарный идиот, где, черт возьми, мое кольцо?!

---

будущий архивчик

www.weisskreuz.ru/index.php?id=9759 - Реадаптация

weisskreuz.ru/index.php?id=23473 - Темнее черного
Вайс Кройц, вкусно и про нечисть.

weisskreuz.ru/index.php?id=8691 - 30 поцелуев
Вайс Кройц, просто мило.

www.weisskreuz.ru/index.php?id=8819 - Alles Schwarz
Вайс Кройц.

www.weisskreuz.ru/index.php?id=23611 - Я с тобой
Выйс Кройц. Кажется, не закончено...

www.weisskreuz.ru/index.php?id=21508 - Цепная реакция

www.weisskreuz.ru/index.php?id=9509 - Мемуары кота Шварц

www.weisskreuz.ru/index.php?id=9479 - Look of Love

www.weisskreuz.ru/index.php?id=21841 - Комната - Улыбка - Тайна

www.weisskreuz.ru/index.php?id=24106 - Рыжее будущее

www.weisskreuz.ru/index.php?id=9390 - И такое бывает

запись создана: 27.07.2011 в 13:11

@темы: фики

---

Нумерология по дате рождения, имени и другим данным



Человек который ничего и никогда не боится.

Привлекательность, общительность доброжелательность.



Цель для вас всегда оправдывает средства. Ставя пред собой безумные цели вы всегда ищите разумные подходы.

Успешный человек.

Артист.

Не подпустит к себе близко никого, кто не разделяет его взглядов и намерений.

Отличаются богатым воображением и творческим подходом ко всем начинаниям. Не переносят конкуренции теряются при давлении.

Ваше оружие это обаяние и симпатия людей к вам. Вам совершенно не нужно взламывать замки вам проще обаять сторожа. Вам гораздо проще найти подход к учителю и обаять ( или обмануть чего уж тут скрывать) его, чем учить экзамен. Талантливый организатор направить или научить других - вам гораздо проще, чем сделать самому.

Людям вашего типа, необходимо иметь рядом с собой человека Якорь» - который будет всегда рядом, ухаживать за вами, выслушивать ваши капризы, и проявлять заботу. Внешне стойкие вы постоянно нуждаетесь хотя бы в одном человеке, перед которым можно раскрыться.

Пройти тест - Нумерология по дате рождения, имени и другим даннымДень Рождения: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 1112 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31

Месяц Рождения: январь февраль март апрель май июнь июль август сентябрь октябрь ноябрь декабрь

Год Рождения:

Имя:

Ведущая рука: Правая Левая Обе

Цвет глаз: Синий Голубой СерыйЗеленыйЯнтарныйКарийЧерный

Цвет волос: Брюнет Шатен РыжийРусыйБлондин

---

09.05.2011 в 16:35

Пишет  Маленькая Герцогиня:

Без слов...

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Скуало, часть 2

еще 50

---

Кто вы из аниме Axis Power: Hetalia ?

Италия

Италия, главный герой, давший название произведению, весёлый и энергичный парень. Он показан с различных позиций: как внук Римской империи, как слабейший персонаж, как беззаботный и трусливый солдат, который все свои проблемы решает при помощи Германии. Он хорошо рисует, постоянно флиртует с девушками, любит музыку, пасту и пиццу — символы итальянской культуры. Иногда издает странные нечленораздельные звуки. Его эстетическое чувство было привито дедушкой Римом, поэтому Италия очень любит петь, заниматься живописью и работать над дизайном одежды.

Япония 70 %

Америка 70 %

Россия 68 %

Франция 65 %

Германия 60 %

Китай 50 %

Англия 50 %

Пройти тест!

Куча тестов на Looma.ru! Тесты для девушек. Интересные статусы! Красивые статусы про любовь

как слабейший персонаж, как беззаботный и трусливый солдат

вот это не нравится.. в остальном не возражаю)) хотя немного странно...

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Скуало

буду выкладывать частями по 50 картинок.

Скуало, часть 1ая.

пикспам